Но нужно признать, что в обоих случаях перед нами не технические задачи, а опять же довольно масштабные вызовы для той цивилизационной модели, которая сложилась в обществах европейского типа.

И это другой аспект той идеи цивилизационного вызова, о которой мы говорим. Речь не только о вызове со стороны других цивилизаций, но о вызове изнутри, о необходимости переделать себя – структурно, организационно, ментально, – для того, чтобы себя сохранить, для того, чтобы выжить. Если вспомнить Арнольда Тойнби, цивилизации рождались или получали «второе дыхание» именно постольку, поскольку им удавалось трансформировать импульсы внешних вызовов (со стороны чуждых природных или социальных сил) во внутренние формы, в новые культурные модели и шаблоны коллективного действия.

Получится ли у нас? Узнаем к 2050-му.

Формирование Таможенного союза России, Белоруссии и Казахстана можно считать одним из немногих явных успехов российской внешней политики начала XXI века.

Проект Таможенного союза в несколько ином формате был анонсирован еще в середине 90-х годов, но довольно быстро увяз в противоречиях сторон. Безуспешной оказалась и попытка создания ЕЭП с участием Украины в начале нулевых годов. В явном кризисе пребывала российско-белорусская интеграция. В каждом случае Москва ссылалась на неконструктивное поведение партнеров, подчас вполне справедливо, но в историческом масштабе все это не могло не быть проявлением ее собственной несостоятельности. Современная Россия стала выглядеть хронически неспособной к той ключевой для современных великих держав форме политики влияния, которая связана с формированием региональных интеграционных блоков. На этом фоне сам факт того, что в 2007–2010 годах удалось согласовать и принять целый ряд базовых соглашений, единый Таможенный кодекс, научиться решать политические противоречия в рамках тройки, выглядел приятной неожиданностью.

Я бы рассматривал это как подтверждение некоего минимума геополитической дееспособности государства.

Разумеется, региональная интеграция – не самоцель. Но в данном случае она вполне соответствует нашим национальным задачам, если считать таковыми, например:

● создание условий для воссоединения русского народа в рамках единого пространства, если не политического, то социально-экономического и культурного (понятно наше тяготение к Белоруссии, но не будем забывать, что и в Казахстане русские составляют порядка трети населения, а сами казахи, благодаря уровню и качеству занятости в республике, вряд ли усугубят «азиатский крен» наших миграционных потоков);

● создание условий для промышленного развития с опорой на внутренний рынок (это примерно то, что нам необходимо, чтобы выйти из ловушки сырьевой специализации и при этом не попасть в другую ловушку – специализации на дешевом труде);

● создание условий для умеренной конкуренции юрисдикций и предприятий (т. е. конкуренции не уничтожающей, а стимулирующей – в рамках таможенной «тройки» она вполне может быть именно таковой, поскольку уровень и тип развития союзников вполне сопоставим).

Есть и ряд более технических аргументов в пользу союза, главным образом, связанных с реальными перспективами прироста ВВП государств-участников за счет увеличения масштабов производства и восстановления кооперации.

Иными словами, как по замыслу, так и по исполнению проект ТС и ЕЭП, на мой взгляд, в целом успешный. Но успеху часто сопутствует повышение рисков. В данном случае это именно так. Сегодня мы находимся на той стадии, когда сама успешность интеграционного строительства может стать источником новых вызовов и дилемм.

Одной из них является проблема расширения Таможенного союза.

Что приоритетно: углубление интеграции, отладка регулирующих механизмов на наднациональном уровне или расширение и взаимная адаптация возникших структур с интересами и потребностями новых членов?

Ответ на этот вопрос зависит от ситуации. Например, поспешное расширение ЕС оказалось в целом не самым удачным примером для подражания. А вот не менее поспешное, экономически неподготовленное объединение Германии себя полностью оправдало. Просто у ФРГ были достаточно сильные исторические мотивы для того, чтобы идти на риски экономической разбалансировки и разбалансировки институтов.

В нашем случае такие сильные мотивы могли бы быть только в отношении Украины. Ее присоединение к ТС действительно придало бы проекту новое, более высокое качество – благодаря масштабу рынка, сопоставимому уровню развития, потенциалу кооперации во многих отраслях и, конечно, культурно-этнической близости населения наших стран. Но сегодня по понятным причинам об этой возможности можно говорить лишь в прошедшем времени.

Потерпев геополитическую неудачу на украинском направлении, Москва форсировала вопрос о подключении к экономическому союзу Армении и Киргизии. Но является ли это полноценной заменой? И не лучше ли было предпочесть отладку механизмов экономического союза в нынешнем формате? Иначе говоря, интенсивное, а не экстенсивное развитие.

Решение о вступлении Армении в Таможенный союз достигнуто ценой компенсационных шагов со стороны России в виде кредитов и инвестиций. Причем политические волнения в Армении по поводу повышения энерготарифов представляют собой внятный сигнал о том, что цена этого экономического союзничества для России будет расти, и разовой «компенсацией» дело не обойдется. И все это – при незначительном объеме рынка, «приращиваемого» к союзу, и дополнительных сложностях в отношениях с Астаной и Минском, не заинтересованных в поспешном расширении. Но вступление в ТС Армении все же не сопряжено с такими рисками, как его расширение на среднеазиатском направлении.

В 2011 году официальную заявку на вступление в ТС подала Киргизия. На политическом уровне в рамках ЕврАзЭС эта заявка была поддержана, создана рабочая группа, которая занимается подготовкой и реализацией этого решения. Сегодня ее работа завершена и политическое решение о присоединении заявлено (хотя пока и не реализовано).

Надо сказать, что в свое время оно было заявлено (на уровне руководства МИД РФ), хотя и не оформлено официально, в отношении Таджикистана. То есть в случае успешного присоединения Киргизии процесс может пойти дальше.

Хотя предполагаемые сроки вступления Киргизии и Таджикистана в Таможенный союз, естественно, различаются, проблемы, возникающие в этой связи, практически идентичны. Поэтому я буду рассматривать их совокупно.

1. Перепад в уровне развития между странами ТС и его потенциальными членами. Это, пожалуй, самая очевидная проблема.

Во-первых – перепад в уровне экономического развития. Подушевой ВВП Киргизии – порядка $1000. Но дело не только в формальных показателях, а в структурных. В экономике абсолютно доминирует теневой и даже прямо криминальный сектор, замешанный на контрафакте и наркотрафике. В корне изменить эту ситуацию возможно, наверное, только в режиме прямого внешнего управления. Т. е. фактически невозможно (поскольку чревато неприемлемыми рисками и издержками для Москвы. Не говоря уже о «суверенитете» самих республик).