— А первое судно ты назовешь «Эсмеральда Уинтропа»? Эсмеральда как раз значит «изумруд», — почти машинально отозвался он.

— Ну, это, пожалуй, несколько банально… Хотя стоит подумать. А тебе нравится? — Джиджи решила, что если заставить его придумать названия кораблям, то, может, он более серьезно отнесется и к самой идее организации такого бизнеса.

— Мне очень нравится, — ответил он. — Название легко запоминается, и оно будет напоминать мне о том, как ты сегодня выглядела. Когда ты будешь проводить официальную церемонию наречения корабля, то, может быть, опять согласишься надеть эти серьги.

— То есть… ты хочешь сказать, что согласен? Да! По глазам вижу! Ты меня не обманываешь?

— Конечно, нет. Я никогда не позволяю себе шутить на темы бизнеса. Джиджи, твоя идея грандиозна, только давай не будем вдаваться в подробности расходов на рекламу, пока я не разберусь в тонкостях морского туризма, который пока что для меня сплошная загадка.

Джиджи раскрыла рот. Она и не думала, что сможет получить новый контракт, ей это в голову не приходило. С другой стороны, это было бы справедливо. Идея-то принадлежит ей!

— Есть только одна проблема, — вздохнул Бен. — Ну что бы тебе не озариться своей идеей несколькими днями позже? А теперь придется завтра же отправляться домой — мне не терпится заняться этим делом.

— Мне все равно пора возвращаться, — горестно протянула Джиджи. — Мне не хотелось в этом признаваться — даже себе, но я не могу бесконечно торчать в Нью-Йорке. Во всяком случае, у меня нет тому разумных обоснований. Пока мы тут сидим, Арчи, должно быть, уже бьется в истерике.

— Если вылетим завтра, то еще наверстаем шесть часов разницы с Нью-Йорком. Выходные дни вы с Джеком Тейлором можете поработать над «Волшебным чердаком», а в воскресенье я отправлю тебя в Лос-Анджелес, так что у тебя хватит времени и выспаться, чтобы в понедельник прийти на работу в лучшем виде. Я сегодня же отправлю телекс секретарше, она все устроит.

— Бен, я прямо не знаю, смеяться или плакать. Я страшно взволнована идеей «Эсмеральды Уинтропа», и в то же время мне жаль покидать Венецию.

— Дорогая моя, ты разве не понимаешь, что мы сюда еще вернемся — и не один раз? Тебе не придется прощаться с Венецией навеки!

— От Джиджи что-нибудь слышно? — спросила Саша.

Они с Билли сидели в детской у двойняшек, где происходила первая совместная игра их малышей. Судя по всему, девятимесячным сыновьям Билли Хэлу и Максу очень понравилась малышка Нелли, которая была старше их всего на пару недель. И хотя мальчишек было двое, да к тому же каждый из них весил по меньшей мере на пять фунтов больше ее, было очевидно, что верховодит в манеже именно она — по святому праву женщины.

— Я позвонила в Нью-Йорк, телефонистка отеля сказала мне, что ее нет в номере, — отозвалась Билли, — а потом мне позвонила секретарша Бена Уинтропа и сообщила, что Джиджи будет мне дозваниваться на следующее утро в восемь часов.

— А сама она не звонила?

— Нет, она позвонила, но у нее практически не было времени говорить. — В голосе Билли слышалась досада. — Я-то думала, она будет без умолку трещать о своих успехах и достижениях, но она только сказала, что все это слишком сложно, чтобы обсуждать по телефону, и пообещала подробно рассказать обо всем по возвращении. Как будто мы никогда не обсуждали с ней по телефону никаких сложных проблем! У меня создалось впечатление, что ей не терпится закруглиться.

— У нас с ней был аналогичный разговор. Бессодержательный и скомканный. Либо она становится трудоголиком, либо прекрасно развлекается в Нью-Йорке и не хочет тратить драгоценное время на разговоры.

— Да будет тебе, Саша, ты не хуже меня знаешь, что Джиджи не тот человек, чтобы безудержно прожигать время и деньга, — не согласилась Билли. — Она увлечена своим проектом, да, собственно, это ее обычное состояние. Сначала она придумала белье в стиле ретро и «Новый магазин грез», затем все бросила и стала сочинять рекламные тексты; фактически изобрела новый тип купальника, после чего ей понадобилось придумывать новый магазин игрушек. Посмотри-ка на детей… Тебе не кажется, что им пора подбросить других игрушек?

Билли снабдила малышей тремя новыми коробками с яркими спортивными туфлями, отлично понимая, что малышей не меньше интересуют сами коробки, чем их содержимое. Испробовав на зуб коробки, дети перешли к тапочкам и шнуркам — Билли знала, что это именно то, что нужно, чтобы хоть на несколько минут занять ее мальчишек, у которых режутся зубки. Когда обувь им надоела, она принесла малышам три пары небьющихся солнцезащитных очков, поскольку ее собственные очки пробуждали в них непреодолимое любопытство. Следующим номером программы — на десерт — было ведерко со льдом, в котором охлаждались три тщательно вымытых серебряных доллара — какое наслаждение сосать и грызть холодную монету!

— Они играют не с твоими коробками, а с Нелли, — сказала Саша. — Ты что, не видишь? Они ее изучают! Может, они считают ее игрушкой? Живой куклой?

— Да ты не волнуйся, Нелли достаточно смышленая, чтобы о себе позаботиться.

— Это уж точно, — согласилась Саша. — Она от рождения поумней.

— Она ведь девочка, — заметила Билли, нимало не обидевшись. — Чего ж ты хочешь?

— Ах, Билли, девочки могут рождаться очень умными, но далеко не все они такими и остаются! — И Саша вдруг разразилась слезами.

— Господи, Саша, что такое? Да что случилось, скажи ради бога! Что с тобой? — Билли крепко обняла Сашу за плечи, однако та еще долго не могла успокоиться настолько, чтобы произнести что-то членораздельное. Наконец она отерла глаза, высморкалась и привела себя в порядок.

— Мы разводимся.

— О господи! Саша, мне так жаль!

— Но ты — ты не удивлена?

— Нет… Не совсем. Я чувствовала, что между вами что-то происходит… хотя не понимала, что именно… Но я… надеялась, что все образуется.

— И я надеялась. Надеялась и надеялась, пока не стала сходить с ума от этих надежд. Билли, это продолжается уже не первый месяц и становится все хуже и хуже. Я держалась до последнего, но в конце концов подала на развод. Около трех месяцев назад. Джош сразу же съехал. А Джиджи тебе ничего не говорила?

— Ни слова, ни даже намека. Однако в последний раз, когда мы со Спайдером видели вас вместе с Джошем, мы оба заметили, что он… ну, ты-то старалась изо всех сил, но Джош… он — нет, он выглядел таким подавленным, таким… угрюмым… А потом всякий раз, как мы звонили, он говорил, что ты занята, и нам оставалось только гадать, почему.

— Билли, он болен, его мучит ревность ко всем мужикам, с которыми я спала до знакомства с ним. И ведь есть к кому ревновать!

— Да что ты такое говоришь? — То, что она услышала, показалось Билли невероятным. — Он что — не в своем уме?

— В этом вопросе — да.

— Саша, о чем ты говоришь? Я ничего не понимаю!