— Сдаюсь, — сказал он наконец.

Альцчиллер почти касался носом стекла. Кисть словно гипнотизировала его.

— Она выглядит такой свежей, как если бы ее только что ампутировали, — его голос был полон изумления. — Эта плоть, судя по всему, не подвергается естественному процессу разложения.

— Все просто: я держал ее замороженной, — быстро сказал Росток, найдя еще одно простое объяснение. — Я положил ее в морозильник, чтобы лучше сохранить.

— Очень предусмотрительно с вашей стороны, Росток. Но в сейфе она лежала при обычной температуре, и когда вы ее принесли, она уже оттаяла. Я держал ее здесь, не замораживая. Теперь посмотрите на нее еще раз. Сравните с собственной рукой. Согласитесь, она совершенно естественного и здорового цвета… это просто невероятно.

— А заморозка не могла затормозить процесс разложения? — спросила Робин.

— Честно говоря, заморозка должна была вызвать изменения на клеточном уровне — однако я не нашел их следов. Все в этой руке: химический состав крови, ткани, лимфатическая жидкость — выглядит так, будто ее отделили от тела секунды назад. Не часы. Не дни. Секунды.

Альцчиллер осторожно поднял колокол, открывая руку. И снова поднялся этот сухой запах, как от старой пшеницы на поле. Он взял зонд и коснулся им кровавого обрубка. К кончику зонда прилипла капля крови, отражая свет галогеновых ламп.

— Посмотрите на это, — изумленно прошептал он. — Кровь даже не свернулась. Обычно физические характеристики крови начинают меняться, как только она входит в контакт с воздухом. К настоящему моменту она должна была засохнуть и потрескаться. Но плотность этой крови такая, словно ее только что взяли из живого тела. Даже когда я размазал несколько капель по предметному стеклу, она все равно не высохла. Похоже, она живет собственной жизнью.

— Это может быть как-то связано с цианидом? — спросил Росток, все еще надеясь найти рациональное объяснение и отказываясь поверить, что рука имеет нечто общее с древними легендами.

— Цианид не способен вызвать такие необычные эффекты, — ответил Альцчиллер. — Кроме того, в структуре тканей не наблюдается ни молекулярных изменений, ни бактериальной активности, ни выделения газов — что особенно необычно, так как температура в моей лаборатории и, как я полагаю, в сейфе, была достаточно высока. Однако я не нашел никаких изменений, характерных для мертвой человеческой плоти.

— Может быть, тот, кто ампутировал ее, использовал какой-то метод консервации? — подала голос Робин.

— Зачем кому-то делать такое? — поинтересовался Росток.

— Слушай, я не знаю, — ответила она, — я просто ищу возможные объяснения.

— Мне известны всего три техники консервации частей тела, — сказал Альцчиллер. — Первая — спиртование, и я действительно искал следы спирта, однако, похоже, что рука не входила в контакт с алкогольсодержащими жидкостями. Вторая — высушивание, благодаря которому удается обнаруживать человеческие останки в пустынях. Но, как вы видите, этому процессу кисть тоже не подвергалась. Остается бальзамирование, но невооруженным глазом видно, что руку не бальзамировали.

— Чувствуется какой-то странный запах, — сказал Росток. — Как будто заплесневелая пшеница или трава.

— Я тоже заметил. Но такого запаха нет ни у одного из знакомых мне консервантов. Я снял с кожи несколько мазков и обнаружил какие-то неизвестные споры, но они вряд ли связаны с консервацией. В любом случае, жидкая консистенция крови говорит о том, что обрубок ничем не обрабатывали после ампутации.

Он надавил на кожу зондом, и Росток вместе с Робин увидели, как ткань поддается нажиму, а затем восстанавливает форму.

— Вы принесли действительно редкую находку, Росток.

— Вы хотите сказать, странную?

— Я хочу сказать, редкую. Необычайно редкую, — благоговейный трепет вернулся в голос профессора. — Я читал о таких вещах, но не думал, что когда-нибудь столкнусь с одной из них.

— Это просто рука, — недоуменно сказал Росток.

— Нет, не просто. Это нечто гораздо большее. Основываясь на результатах анализов, могу заявить, что перед нами, как бы невероятно это ни звучало, классический экземпляр нетленных мощей.

— Каких мощей?

— Нетленных.

Слово из другой эпохи, подумал Росток. Он глядел на руку, почти ожидая увидеть, как она оживает, сжимает пальцы в кулак и разбивает стекло. Он, конечно, слышал о мощах, но, как и в случае с древними легендами, не знал, чему стоит верить.

— Необычное слово, — сказала Робин. — Оно имеет объяснение?

— Я мог дать определение, — ответил профессор, — но объяснить не смогу. Обычно этот термин применяется к человеческой плоти, чаще — к телу целиком, но иногда и к частям тела или даже каплям крови, — которая после смерти не подвергается естественным процессам разложения и разрушения.

— Но с научной точки зрения такое невозможно, — запротестовала Робин.

— Вы смотрите на невозможное прямо сейчас. Хотя такие феномены — необычайная редкость, их история насчитывает две тысячи лет. Большинство таких артефактов держат под замком в церквях или монастырях, где они дочитаются как сокровища веры и знаки божественного вмешательства, свидетельства бессмертия. Скептики отвергают такие верования как религиозные предрассудки, но никто еще не смог опровергнуть результаты исследований мощей. А их, надо сказать, было немало, и все подробно документированы. Физические свидетельства поистине поражают — в их число входит и приостановка естественных физиологических процессов, одна из неразрешимых загадок современной медицины.

Лицо Альцчиллера горело. Он снял очки и снова потер глаза, которые, казалось, становились краснее с каждой секундой.

— И все это заставляет меня поверить, — неожиданно строгим голосом сказал он, — что перед нами сейчас не просто ампутированная рука. Похоже, мы имеем дело с реликвией огромного религиозного значения.

— Дедушка, а как Распутин исцелял? — спросил мальчик. — Я имею в виду, что именно он делал?

— Старые люди говорили, что он преклонял колена у постели больного, закрывал глаза и начинал молиться вслух. Он словно бы обращался к кому-то вдалеке, кому-то, кого не видел больше никто из присутствующих. Его лицо становилось бледно-пепельного цвета, словно от него отливала вся кровь. На лбу выступал пот. Затем он поднимал руку и внезапно умолкал, сосредоточенный и напряженный. Исцеления обычно происходили мгновенно. Жар спадал. Люди выходили из комы. Прикованные к кровати поднимались. А Распутина, лишенного сил, била дрожь, и часто он бывал на грани обморока.

— Значит, он лечил и других — не только маленького царевича?

— За свою жизнь он исцелил сотни людей, — ответил старик. — Некоторых — на публике, и их выздоровление могло быть легко подтверждено, как, например, в случае с Анной Вырубовой: у нее был проломлен череп, и доктора не взялись лечить ее. Других он исцелял наедине, при неизвестных обстоятельствах. После революции, при коммунистах. Комиссия Муравьева пыталась дискредитировать Распутина и его способности чудотворца. Но никто из исцеленных им людей не стал свидетельствовать против него.

49