На этом же съезде взошла звезда Симона Петлюры. Его предложили избрать председателем съезда. Грушевский и Винниченко были на его стороне, но солдаты сначала смутились. Да кто это такой? Михновский хоть и в тылу сидел, все же носил погоны поручика. Петлюру знали только делегаты Западного фронта, где он был организатором украинских солдатских комитетов. Но остальные удивлялись. Петлюра не фронтовик, не профессиональный военный. Он служил в Земгоре[509], то есть был земгусаром, а земгусаров фронтовики презирали. Короче говоря, Петлюра стал кандидатом в председатели от умеренных, Михновский – от радикального большинства съезда. В конце концов согласились на компромисс[510]: в президиум съезда избрали обоих, а почетным председателем стал Грушевский.

Петлюра предложил принять резолюцию «О национализации армии». Для «повышения боевого духа» создать украинское войско. Солдат и офицеров-украинцев соединять в особые украинские полки. Первый такой полк – 1-й казацкий имени гетмана Богдана Хмельницкого – уже был создан, на съезд торжественно внесли его полковое знамя. Осторожный Петлюра, разумеется, собирался проводить украинизацию армии «не иначе как по соглашению с генералитетом»[511].

Временное правительство и генералитет сначала категорически возражали против создания украинских частей, но постепенно сдавали позиции. Генерал А.А.Брусилов то готовился подавить возможное выступление украинцев, то заигрывал с ними. Однажды даже сказал на митинге: «Да здравствует чудесная, хлебородная и славная своим бывшим Запорожьем Украина!» – в надежде, что украинцы будут охотнее сражаться за свой народ и за свою Украину, чем только лишь за Россию. Но и Лавр Корнилов, который сменил Брусилова на посту главкома, украинизацию одобрил. Он, по словам Павла Скоропадского, даже «требовал настойчиво украинизации»[512].

«Если на фронте и на Украине будет проведено формирование армии по национально-территориальному принципу, то дело революции в России может опереться на украинскую армию как на каменную гору»[513], – уверял Петлюра. Скорее всего, он обманывал даже самого себя.

Еще старая царская Россия заложила бомбу под собственные вооруженные силы, начав формировать этнические воинские части. Сначала появилась знаменитая Туземная кавказская конная дивизия, позднее – полки латышских стрелков. Опыт сочли удачным. Шло формирование чехословацкого корпуса. В составе Русской императорской армии появилась польская бригада, развернутая позже в дивизию. Так что желание украинцев создать свои полки (а потом и дивизии, корпуса), назвать их в честь украинских национальных героев (Хмельницкого, Сагайдачного, Дорошенко и др.) было вполне естественным.

В Симферополе украинский комитет самочинно сформировал украинский полк имени Петра Дорошенко. Начальник гарнизона Кондратьев был против, но помешать украинцам не мог. Однако, увидев парад украинизированных войск, русский офицер остался доволен их бравым видом: мол, вот что значит национализация армии!

В Таганроге 500 солдат местного гарнизона потребовали создать украинские маршевые роты, «заявив, что они отправятся на фронт только для пополнения особых украинских полков»[514].

В Киеве сформировали 1-й украинский казацкий полк имени гетмана Богдана Хмельницкого, который для Центральной рады стал чем-то вроде преторианской гвардии.

В Петроградском гарнизоне, сыгравшем исключительную, решающую роль в революции 1917 года, тоже было немало украинцев. И эти украинцы не забывали о своем происхождении, они охотно вступали в «украинизированные» части: «Работой по формированию украинских частей руководила в Петрограде Украинская войсковая рада, состоявшая из украинских шовинистов, – вспоминал большевик Антонов-Овсеенко. – Признающие себя украинцами сводились в особые части с выборными командирами»[515].

В большинстве случаев желаемых результатов украинизация не дала. Лишь немногим офицерам-украинцам удалось создать вполне боеспособные части, но эти войска хотели воевать за Украину, а не за Россию. Начальник штаба 7-й Туркестанской дивизии Всеволод Петров[516] еще до революции приобрел репутацию мазепинца. В сентябре 1917-го он получил чин полковника, а в октябре неожиданно отказался стать командиром дивизии. Петров объяснил, что он украинец, а потому не может командовать российской частью, и демонстративно согласился служить рядовым. Однако вскоре он приступил к организации украинского полка имени Костя Гордиенко, кошевого атамана запорожцев, злейшего врага Петра Великого и принципиального противника «москалей». Этот полк не участвовал в боях против немцев, а оставил свое место дислокации (в резерве Западного фронта) и отправился в Киев, чтобы поступить в распоряжение Центральной рады.

Второй украинский войсковой съезд, гораздо более представительный (2500 делегатов), запланировали собрать через месяц с небольшим после первого, и он состоялся, несмотря на запрет бессильного Временного правительства. Делегатами были в основном простые солдаты, унтер-офицеры, прапорщики, поручики. Они добирались в Киев со всех фронтов, от Северного до Румынского. Немало было и матросов с Балтийского и Черноморского флотов. Своих делегатов прислало и «вольное казачество» – так назывались отряды самообороны, которые начали стихийно появляться на Украине уже весной 1917-го. Вольное казачество должно было поддерживать порядок в стране, где не стало полиции. Даже большевики признавали, что в отряды вольного казачества «шла не только кулацкая молодежь, но и деревенская беднота, обманутая лозунгом защиты возрождающейся нации от “насильников”, увлекаемая романтикой войны и песнями бандуристов»[517].

Делегаты добирались до Киева, как правило, в вагонах третьего класса, где даже сидячих мест не хватало. Дорогой обсуждали текущие дела: Раду, «москалей», войну, независимость Украины, создание самостийной державы. Русский еще Киев заполнили тысячи настроенных очень воинственно украинцев в гимнастерках и френчах. Многие с боевыми наградами – солдаты и унтер-офицеры с георгиевскими крестами, прапорщики и поручики с аннинскими и владимирскими крестами. Прохожие невольно любовались могучими военными моряками – на флот традиционно брали самых здоровых и крепких новобранцев. Сами же киевляне – русские, поляки, евреи – старались вести себя осторожно: город окружало настоящее украинское море.