— Какие уж тут шутки, — вздохнула та. — Хотя я понимаю, что тебе сложно в это поверить. Хочешь, перескажу наш последний разговор слово в слово? Там, возле болота…

— Нет, это кошмар какой-то, — Марсель помотал головой, стараясь прогнать наваждение. — Ты давно должна была умереть!

— Как видишь, я еще жива, — Лада усмехнулась, продемонстрировав полное отсутствие зубов, и, спохватившись, стыдливо поджала губы. — У меня осталось одно незаконченное дело. И я намерена довести его до конца. Только после этого Род позволит мне покинуть этот мир.

Понимая, о чем идет речь, ученый молчал, угрюмо разглядывая дряхлое существо, стоящее перед ним. Он слишком многое хотел сказать ей, но сомневался, что слова, которые вертелись у него на языке, имели смысл в данной ситуации. Судя по всему, Лада уже получила свое, и теперь сожалела о том, что сделала. Вспомнив ее молодой и полной жизни, Марсель сочувствующе покачал головой.

— А что же твой учитель? Почему он допустил все это? — он обвел руками вокруг себя.

— Он старался исправить свою ошибку. Все мы старались. Но ничего не вышло, как видишь. Жрецы погибли один за другим. Императоры византийские оказались гораздо опаснее, чем мы предполагали. Они отравили Владимира и обвинили во всем волхвов. На нас стали охотиться, как на диких зверей… Те, кто уцелел в этой бойне, умерли от старости. Я осталась одна.

— И как тебе удалось прожить столько?

— Перед смертью учитель передал мне сосуд жизни, в котором хранятся души наших предков — они поддерживали меня все это время как могли.

— Допустим, — Марсель решительно тряхнул головой, давая понять своей собеседнице, что его мало интересуют тонкости волхвования. — Так зачем ты ждала меня? Разве еще что-то можно изменить?

— Всегда можно что-то изменить, — кивнула Лада. — Вопрос в том, удастся и тебе сделать это в одиночку.

— Почему в одиночку? — не понял ученый.

— Ты вернешься в то время, из которого я отправила тебя сюда, и постараешься исправить все, что мы натворили. Однако никто из наших, и я в том числе, не станет тебе помогать. Не смотри на меня такими глазами — ты же умный, должен и сам все понимать. Я не буду ничего знать об этом нашем разговоре и, конечно, не поверю ни единому твоему слову, если ты постараешься объяснить мне что-либо. Так что даже не пытайся. Просто действуй.

— Легко сказать, — пробормотал Марсель. — То есть ты хочешь, чтобы я согнул в бараний рог на только Владимира, который меня, мягко говоря, недолюбливает, но и всю вашу компанию магов и колдунов? Ты не забыла о том, что твой наставник может в любой момент забросить меня обратно? Или, того хуже, вообще шею мне свернуть. Нет, спасибо, я лучше в сторонке постою.

— И оставишь все, как есть?

— Легко. Это не моя реальность, а твоя. В моей все в порядке, как и должно быть, просто без меня. Расхлебывайте сами ту кашу, которую заварили.

Марсель не гордился своим поведением, однако он привык трезво оценивать собственные возможности, а в данном случае у него не было никаких шансов на успех. Но у Лады, похоже, было свое мнение на этот счет. Вытащив дрожащими руками из складок одежды холщовый мешочек, она протянула его собеседнику:

— Возьми.

— Что это? — Марсель попятился.

— Не бойся. Это сила. Моя, моего учителя и многих наших. Носи мешочек на груди, и никто из нас не сможет справиться с тобой.

— Я же сказал, что не хочу принимать во всем этом участия, — ответил историк, но мешочек все же взял.

— У тебя нет выбора, — отозвалась Лада.

Подняв глаза, Марсель хотел возразить, что это не так, но так и остался стоять с открытым ртом: фигура старухи таяла на глазах. Ее плоть ссыхалась, словно что-то высасывало из нее остатки жизни. Спустя несколько мгновений подул слабый ветерок, и все, что от нее осталось, рассыпалось в пыль. С ужасом глядя на пустую одежду, лежащую перед ним, ученый почувствовал уже привычную тяжесть в груди и успел с ненавистью взглянуть на мешочек, который все еще сжимал в руке.

— О, боже, опять… — простонал он, оглядываясь.

Он снова находился по грудь в болотной жиже, а перед ним сидела Лада, молодая и уверенная в себе.

— Не переживай, я вытащу тебя, но чуть позже, — девушка ободряюще кивнула ему.

— Ну, что ж, посмотрим, — устало усмехнулся мужчина.

Он помнил то чувство бессилия, которое испытывал во время недавнего разговора со жрицей, и теперь удивился новым ощущениям — болотная жижа словно обрела плотность, во всяком случае, он мог опираться на нее, как если бы стоял на твердой лестнице, ведущей наверх. Легко выбравшись из трясины, он отряхнулся и взглянул на обалдевшую от такого поворота девушку. Та, вскочив на ноги, с ужасом смотрела на него и, судя по всему, не знала, что делать.

— Отличная штука, — пробормотал Марсель, надевая мешочек на шею. — А теперь… Поговорим?

Ведагор никогда не был ребенком. Во всяком случае, волхв не помнил себя маленьким. Ему было предначертано судьбой посвятить свою жизнь тайным знаниям, которые были недоступны большей части человечества, и он никогда не сомневался в своем предназначении. Первое воспоминание, которое он хранил в своем сердце, касалось его появления на свет — земля, ставшая ему матерью, укутала его своим теплом, даровала невероятную силу и веру в истинность выбранного пути. Вокруг него возникали и исчезали города, рождались и умирали правители, при этом некоторые из них оставляли заметный след в истории — Ведагор наблюдал за происходящим издалека, при необходимости вмешиваясь в жизнь простых людей, подталкивая их в правильном, с его точки зрения, направлении. И до недавнего времени все шло, как нужно, пока не появился этот Марсель, будь он неладен.

Конечно, мудрый волхв понимал, что рано или поздно должен был совершить ошибку — непогрешимым мог считаться только Род, куда уж ему до таких высот! Но ему и в голову не приходило, что небольшой просчет может настолько выбить его из привычной колеи. Податливое пространство, с которым он привык обращаться как с древесной смолой, вдруг показало ему свое истинное лицо, словно напоминая о том, что и у него тоже есть душа. Марсель оказался не таким слабым, как он считал вначале. И, похоже, своеволие ученого было заразным — его влияние распространялось, как чума, на все, что Ведагор искренне считал своим, и ничьим больше. Прежде послушная во всем Лада вдруг начала проявлять непривычное свободомыслие, чем неприятно удивила своего учителя. Это можно было бы списать на ее взросление — он ведь заранее знал, что это должно было когда-нибудь произойти, и даже был готов к этому. Но девушка, хоть и не говорила этого вслух, теперь подвергала каждое его слово сомнению. Он чувствовал изменения, происходящие в ученице, однако ничего не мог с этим поделать. Решив, что время расставит все по своим местам, он допустил очередную ошибку и обнаружил ее, только когда уже поздно было что-то менять.