знаешь, но нам никогда и в голову не приходило, что для вас это такой стресс – не знать, где вы окажетесь в следующий раз. Так что мы остаемся в Сан-Франциско и переедем все вместе, только когда все без исключения будем к этому готовы, хоть через год, хоть через пять лет.

– Правда? Но как же книга, ведь у вас ее уже купили?

– Ну и что? – не поняла мама.

– Вы должны написать, как жили во всех пятидесяти штатах. Но до пятидесяти нам еще далеко. И если мы сейчас остановимся, вы ведь ее не допишете.

– Да нет же, мы должны написать о том, как решились пожить во всех пятидесяти штатах. А материала у нас и сейчас предостаточно.

– Так мы не будем уезжать?

Папа встал из-за стола и положил руку на плечи Эмили.

– Мы все обсудим на семейном совете, но пока Сан-Франциско будет нашим домом – до того дня, когда вы с Мэтью решите иначе. А когда пойдете в колледж, мы с мамой снова заживем как кочевники.

Одной рукой Эмили обхватила за пояс папу, другой – маму, которая все еще сидела за столом, и они все вместе обнялись.

– Мама, папа, вы у меня самые лучшие!

Глава 41

Неделю спустя Эмили и Джеймс (а с ними и Мэтью) снова вошли в здание издательства «Бэйсайд-пресс». Им предстояло поговорить с Джеком, помощником мистера Гризвольда, и обсудить приз, который полагался им за победу в игре. Рукопись По осталась у полицейских, которые арестовали мистера Ремору в Портсмут-сквере, и Эмили понятия не имела, чего ждать дальше. Она знала, что должна волноваться – она ведь так мечтала сыграть в игру мистера Гризвольда, а теперь вдобавок ее еще и выиграла, – но вмешательство мистера Реморы все испортило, и девочка не ощущала никакой радости. Двери лифта открылись, и дети вошли в винно-красный с серебром холл.

– Здесь что, кого-то стошнило сладкой ватой? – поинтересовался Мэтью.

Джек дожидался их у стола ресепшен. Как и в прошлую их встречу, он надел вязаный жилет в ромбик.

Здороваясь, он обнял Эмили и Джеймса, а Мэтью пожал руку.

– Идемте, – сказал Джек и поманил друзей за собой. – Он очень хочет с вами поговорить.

– Кто – он? – спросила Эмили.

Джек остановился у двустворчатой двери. На ней не было таблички, но, когда Джек распахнул ее, стало ясно, что это кабинет мистера Гризвольда, потому что там их встретил сам мистер Гризвольд. Он сидел в инвалидной коляске, отделанной цветами издательства, и задумчиво рассматривал золотую подвеску в виде зайца, которая все еще украшала собой бюст По. Неужели это все по правде?

– Не может быть, – сказал Джеймс.

– Старый Книгоед! – воскликнул Мэтью.

Эмили пихнула брата в спину и затеребила карандаш у себя в волосах. Ладони у нее вспотели, и она вытерла их о джинсы.

Мистер Гризвольд подъехал ближе и улыбнулся; кончики пышных усов приподнялись. Он выглядел точь-в-точь как на фотографии из газеты, только не такой серый.

– Вы, должно быть, Эмили, Джеймс и Мэтью. Рад знакомству! Как я понял, ты, Эмили, вот уже много лет остаешься преданным «книжным сыщиком»?

– А вы разве не в коме? – брякнула Эмили и тут же мысленно отвесила себе оплеуху. Она так мечтала об этой встрече с кумиром – и вот, пожалуйста, первым делом сморозила какую-то глупость!

Мистер Гризвольд рассмеялся.

– Входите же, входите! – Он отъехал назад и жестом указал на диван, по обе стороны которого возвышались книжные шкафы. – Нам многое надо обсудить, верно?

Пока Эмили, Джеймс и Мэтью усаживались, робея перед офисом самого мистера Гризвольда, Джек преспокойно устроился на подлокотнике и пустился в объяснения.

– Полиция с самого начала подозревала, что покушение на станции электропоезда было подготовлено заранее, – сказал он. – Главные подозрения вызвал тот факт, что у мистера Гризвольда не взяли ничего из личных вещей.

– Кроме одной, и очень важной, – добавил мистер Гризвольд, подмигнув.

Пока мистер Гризвольд лежал в коме, охрана больницы допустила промашку, поэтому было решено, что жизнь пациента по-прежнему под угрозой, и его тайно перевели в другую больницу. Сотрудники заметили, что пациента нет на месте, и пошли слухи о том, что он умер. Команда Гризвольда решила не опровергать эти сведения до тех пор, пока его состояние не стабилизируется. Услышав об этом, Эмили поняла, что пользователь под ником КапитанНаштанник, тот самый, который утверждал, будто работает в больнице, ничего не выдумывал, когда говорил о слухах на сей счет.

– Последнее, что я помню, – разговор с теми двумя типами на станции, а потом вдруг месяц спустя просыпаюсь в каком-то странном месте, у меня страшно болит голова, и вдобавок я понятия не имею, как сюда попал или сколько времени здесь пробыл. Джек держал меня в курсе событий, а событий, видит бог, было предостаточно.

Лучащиеся добротой глаза мистера Гризвольда остановились на Эмили.

– Я сообщу о своем возвращении, э-э, в мир живых сегодня во второй половине дня, однако решил, что после всего, что вы сделали, вы должны услышать новости из первых рук.

Эмили разинула рот и, кажется, так и не закрыла, и вообще не дышала, пока мистер Гризвольд и Джек рассказывали всю историю. Она наконец поверила, что мистер Гризвольд жив, что он сидит прямо напротив нее, и от этого осознания в душу ей хлынуло облегчение и радость. Это было как во сне.

– Надеюсь, что, несмотря на все козни мистера Реморы, литературная охота за сокровищами все же пришлась вам по душе.

– Да, конечно, – сказала Эмили голосом почти неотличимым от шепота, сглотнула и повторила погромче.

Мистер Гризвольд сложил руки на коленях и продолжал, глядя на бюст По:

– С того самого дня, как я узнал о своем родстве с Руфусом Гризвольдом и о том, какую роль он сыграл в жизни Эдгара По, я стыдился того, как мой предок обошелся с наследием писателя. Понимаете, Руфус воспользовался всеми теми преимуществами, которые давало ему положение литературного душеприказчика По. Он подправил некоторые письма и работы Эдгара По, а затем составил из них посмертную биографию, призванную выставить писателя в самом неприглядном виде.

– Но зачем? – спросил Джеймс.

Мистер Гризвольд покачал головой:

– Не знаю, и никто, вероятно, не знает. О лжи и махинациях Руфуса стало известно лишь много лет спустя после его смерти, поэтому сам он никому ничего не объяснил. Одно можно сказать точно: между ним и Эдгаром По существовало давнее соперничество. До самой смерти По оба они дружили с одной женщиной, и в связи