— А чем они сами питаются?

— Да, это для них тоже проблема, после того как не осталось крестьян, которые запасали бы продовольствие для орды или были бы готовы сами служить пропитанием для них, — ответил Боб. — По моим расчетам, каждый день им требуется около восьмисот лошадей, а когда кони отощают, понадобится до полутора тысяч.

— Это им придется не по нраву, — сказал Эндрю, припомнив слова Юрия о том, что поедание конины считается у мерков чуть ли не оскорблением духов.

— Они столкнутся с теми же трудностями, что и мы, но у нас, но крайней мере, есть поезда и железная дорога. Иначе подобное сборище через пару дней превратилось бы в настоящий кошмар.

— Они отправят в тыл большую часть лошадей, — негромко предположил Эндрю, глядя в потолок, как будто прислушиваясь к шороху дождя на крыше. — Я на их месте оставил бы четыре конных умена и артиллерию для прорыва. Остальные воины могут сражаться пешими.

— Это здорово заденет их непомерную гордость, — возразил Эмил.

— И к тому же ограничит их передвижения и заставит сражаться там, где мы выберем. Они не будут совершать марш-броски по пятьдесят миль в день. У нас будет возможность перевозить войска на поездах вдоль всего фронта, а у них — нет. Вука понимает, что он не сможет задержаться здесь надолго. Меркам надо как можно быстрее прорваться вперед и добраться до открытой степи за Испанией.

— И все же у них будет около двадцати корпусов пехоты, — спокойно заметил Пэт.

Эндрю взглянул на него и кивнул, как будто голос ирландца вернул его к реальности. Пэт всмотрелся в разложенную на столе карту.

— Вы собираетесь удерживать этот фронт поперек всей долины?

Эндрю снова кивнул.

— Их артиллерия на высоком противоположном берегу получит значительное преимущество.

— В долине у нас хорошие укрепления. Если мы поднимемся на вторую линию, то единственное, что выиграем, это высота. Там каменистая почва. В большинстве случаев мы смогли вырыть лишь мелкие окопы. Сейчас мы завозим туда лес, чтобы нарастить укрепления. На холмах придется сражаться стоя, как под Геттисбергом; в долине больше похоже на Питерсберг. Главным является то, что фронт в долине составляет четыре мили, а наверху — шесть.

Эндрю провел пальцем по изогнутой линии на карте.

— А под Питерсбергом, до того как мы влипли в эту передрягу, мы почти разбили генерала Ли, — отметил Пэт.

— Я помню об этом, — резко ответил Эндрю, и Пэт поднял руку в знак примирения.

«Сто тысяч наших против трехсот пятидесяти, а то и четырехсот тысяч мерков, — подумал Эндрю. — Да еще надо обеспечить пикеты по всей протяженности реки и оставить патрули в лесу. В лучшем случае останется семьдесят пять тысяч. Если мерки сконцентрируют свои силы, они прорвут оборону. А заняв долину, смогут сгруппироваться, зайти с тыла и ударить по всему фронту».

Такими размышлениями Эндрю занимался каждый день с того самого момента, когда понял, что Русь придется оставить. Исходя из этих расчетов, он как мог оттягивал время и снова подсчитывал силы. Будь у него еще сотня тысяч солдат, мерки не были бы так опасны. Но этой сотни тысяч у них не было. Все русские, способные держать оружие, уже были в армии. Как только мерки подойдут ближе, фабрики в Испании прекратят работу, освободившиеся люди будут сформированы в отряды и распределены в 1-м, 2-м и 3-м корпусах. В Риме оставалось достаточно много людей, но невозможно было за этот срок вооружить и обучить их всех. Если бы у них в запасе было месяца два, можно было бы сформировать еще один корпус, но тогда потребовалось бы еще по двести патронов на каждого человека. За один день сражения будет израсходована почти половина этого количества. Не стоило набирать людей и оставлять их без оружия. Кроме того, это позволит произвести еще пятнадцать тысяч винтовок или мушкетов, которых едва хватит для обеспечения всем необходимым корпуса Марка. Придется обходиться тем количеством людей, которое уже есть. Для того чтобы победить, каждому солдату необходимо убить шесть-семь мерков.

Пэт зевнул и оперся о спинку стула. Непрерывный стук дождевых капель действовал на него умиротворяюще.

Эндрю обвел взглядом комнату. Офицеры штаба в глубине помещения занимались схемами и картами, телеграфный аппарат молчал; все было так спокойно, как будто они находились в глубоком сонном тылу. Он встал и, подойдя к двери, выглянул наружу. Ветер гнал по двору потоки дождя, рабочие прекратили работу и попрятались в пустых вагонах. В воздухе чувствовался тяжелый запах дыма, напоминавший о дождливой осени.

Сегодня уже погибли пятьсот человек. Он лишился Шовалтера, который хотел стать вторым Джобом Стюартом. И его желание сбылось. Как Джеб погиб в бою у Желтой Таверны, так и Шовалтер был убит на Кеннебеке. От него не останется даже могилы. Эндрю постарался больше не думать о судьбе Денниса и остальных кавалеристов.

Над окошечком телеграфиста отсчитывали секунды станционные часы, маятник медленно качался из стороны в сторону, отмечая мгновения вечности. Приближая неизбежное.

Если мерки поторопятся, их передовые отряды могут появиться уже к завтрашней ночи. Остальные подтянуться через день, от силы через два.

Мелькнула вспышка молнии, громыхнул гром, дождь пошел еще сильнее.

Эндрю подошел к настенной вешалке и снял с крючка свое пончо. Он неловко поднял его над головой и в который раз подумал, насколько труднее становятся многие вещи, когда имеешь только одну руку. Справившись с накидкой, он взял шляпу и надвинул ее на глаза. Потом с улыбкой оглянулся на Пэта и Эмила.

— Я отправляюсь домой, к Кэтлин, и буду отдыхать до конца дня. Полагаю, другая такая возможность представится еще не скоро.

Эмил кивнул в знак согласия, и Эндрю вышел под струи дождя.

— Как он только держится? — спросил Пэт, делая знак Эмилу налить ему еще стаканчик.

— Эндрю всегда умеет держать себя в руках. Но он очень тяжело переживает гибель Шовалтера и его ребят.

— Да, это воспринимается особенно тяжело, когда несешь ответственность за чужие судьбы, — тихо ответил Пэт.

— Мы подготовились настолько, насколько это было возможно, — сказал Эмил.

Он забрал у Пэта пустой стаканчик и вылил из фляжки остатки для себя. Пэт вздохнул и опустил голову.

— Хотелось бы иметь еще месяцев шесть в запасе на подготовку. Но я думаю, добрый доктор, что игра окончена, и Эндрю об этом знает.

— Мы ждали этого целый год, отступление растянулось на три месяца с самого Потомака. Через одну-две недели так или иначе все будет закончено.

— И ты знаешь, как именно.

— Я не уверен, — понизив голос, сказал Эмил. — Эти ребята знают, что поставлено на карту. — Доктор кивком головы указал на висящий на стене плакат с фотографией сцены кровавой резни под Суздалем: — Мы все еще можем разбить этих ублюдков.

— Что ж, ради этого мы так долго отступали, — усмехнулся Пэт. — Я не согласился бы упустить такое зрелище даже за билет до Нью-Йорка. Я теперь командующий корпусом, важный и могущественный, как Хэн-кок или блаженной памяти Джон Рейнольдс, хороший был вояка.