Развод Маргерит

Сложности этим не ограничивались. Второй брак не принес Жанне душевного покоя, а именно в этом она нуждалась. Союз двух спокойных добродушных холостяков, таким вначале казался ее брак с консулом, был омрачен сначала скукой, а потом подозрениями. Ссоры из-за денег только усиливали взаимную неприязнь и в конце концов уничтожили остатки доверия Жанны. Уже невозможно выносить его плохой характер, пассивность, тщеславие и вульгарное преклонение перед сильными мира сего. Со своей стороны, он устал от ее требовательности, жесткого нрава и холодности. В 1921 году кутюрье подала прошение о раздельном проживании, которое было удовлетворено[334]. Расположение комнат в новом доме, комната для друзей под лестницей и большие закрытые для всех покои на третьем этаже – все это хорошая иллюстрация их разногласий. Покинутая дочерью и зятем, не находя поддержки со стороны мужа, она решила пока не переезжать и жила на авеню Буго до 1923 года.

Что касается Меле, то бóльшую часть времени он проводил в Болье, полностью выйдя из игры. Его интересовало только чтение газет, поскольку он всегда любил политику и интриги.

Холодное обхождение супруги он, казалось, принимал с усмешкой. Добродушное эпикурейство, тихая жизнь, благосостояние – этого ему было достаточно. Конечно, иногда его охватывала меланхолия, сожаления о несбывшихся больших надеждах, забытых мечтах и нереализованных идеях, мысли об иллюзиях, затмивших собою реальность… Жена его мучила, и в глубине души у него родился странный образ, в котором, возможно, он сам не отдавал себе отчета. В 1924 году в письме к Андре Лебейю, бывшему социалисту, поэту и романисту, ставшему промышленником-франкмасоном, мясно отпечаталось его болезненное состояние.

Письмо написано на гербовой бумаге с грифом «улица Барбе-де-Жуи, 16» и подписано – «Ксавье Меле-Ланвен», что указывает на странность его семейного положения: «Благодарю, что сдержали обещание, данное мне после обеда, и доверили мне то, чем живет Ваше сердце и Ваш ум. Такие сердечные заботы близки мне и вызывают симпатию. К остальному же, к тем мыслям и идеям, которые нахожу в Ваших речах, безусловно, отношусь критически. Но доверять свои соображения бумаге я не буду, это было бы губительно для моей праздности (что, конечно, есть благо), а Вы бы только потеряли драгоценное время (а вот это уже зло, на которое я не способен). Позволю себе только коротко сказать, что очень тронут Вашим доверием» и т. д.[335]

Крах отношений супругов Жакмер, ставших совсем мучительными, был очевиден. Дом на улице Барбе-де-Жуи пустовал, и это было тем более тяжело для Жанны: надежда на то, что дочь с зятем поселятся там, умерла навсегда.

С самого начала их брака Маргерит и Рене чувствовали, как общее прошлое, воспоминания о детстве – колыбели этой любви – вместо того, чтобы возвысить их отношения над житейской суетой и мелкими проблемами, душат и губят чувства. Все упиралось в прошлое, для будущего не оставалось места. Согласие и взаимопонимание, которыми они жили столько лет, превратились в конце концов в родственные отношения и питались лишь воспоминаниями. Все уже было понятно и предопределено: скороспелое счастье повзрослевших подростков улетучилось. Естественной реакцией на такую ситуацию было желание сбежать.

Но не только привязанность к прошлому стала причиной их развода. Существовало множество противоречий, возникших уже в процессе совместной жизни. Для Маргерит замужество было только этапом, одним из первых шагов на пути к самостоятельности, положению в обществе, обретению собственного круга знакомых и почитателей. Как могла она отказаться от свободы, так недавно обретенной?! К тому же она привыкла нравиться, не прилагая к этому никаких усилий, для нее было естественнее всего веселиться и развлекаться.

А Рене жаждал обрести стабильность и обзавестись хозяйством.

Он мечтал о счастливом семейном очаге, где мог бы после войны чувствовать себя в покое и безопасности. Но при этом он не ждал, что Маргерит пожертвует ради него своими мечтами и желаниями. Рене любил именно такую Маргерит – блистательную, легкую, беззаботную, но ему было трудно угнаться за ней в водовороте шумных вечеринок, следуя за вереницей новых друзей. Молодой муж не мог полностью окунуться в богемную жизнь, захватившую жену, у него были обязательства и работа, требовавшая сосредоточенности.

Сначала простой студент, потом еще несколько лет – интерн.

Ему надо было достичь положения в выбранной профессии.

Фор не покинул его, позже он возглавит экзаменационную комиссию, слушавшую защиту диссертации Рене на тему «Непроходимость кишечника при кисте яичников», опубликованной в 1926 году, и такая поддержка была заслуженна.

Несколько месяцев вымученного веселья, потом время тяжких сомнений, с перерывом на опиумное забытье, и, наконец, наступила череда жестких решений: несколько лет отчуждение все возрастало, пока не стало ясно, что ситуация безнадежна. Маргерит окончательно охладела к нему, а Рене все так же сгорал от любви, тщетно пытаясь вновь завоевать ее.

Маргерит, 1920-е годы

Однако близкие больше не питали никаких иллюзий по поводу исхода их отношений. Жанна делала вид, что не понимает неизбежности развода, и назвала именем мадам Жакмер длинное белое платье из февральской коллекции 1922 года – очень пышное, с вышивкой из черных цветов. Правда, Маргерит хотела и дальше носить фамилию мужа, оставаясь официально его женой. Эскиз платья, где по белоснежному полю рассыпаны траурные цветы, – словно портрет женщины, которой стала мадам Жакмер: замужняя дама, обходившаяся без мужа, великолепная и недосягаемая.

Несмотря на то что Жанна изо всех сил сопротивлялась мысли о разводе дочери, одного очевидного факта она отрицать не могла: Маргерит и Рене никогда не подарят ей внуков. Мать мечтала о наследнике, о преемнике своего дела.

Она любила дочь, но понимала, что искать поддержку нужно скорее среди племянников. Юный сын Мари-Аликс, Жан Гомон, позднее займет пост главы Дома Ланвен. Еще был Ив, который выступил на первый план в 1920-е годы: смерть его отца, Жюля-Франсиса, подтолкнула тетю к решению взять племянника, вернувшегося в 1917 году в Париж, под свое крыло.

Идеальный племянник

Еще со времен учебы в Кондорсе и вкусных обедов в буфетной на улице Буасси д’Англа Ив запомнился всем как прилежный и способный ученик. Теперь он был взрослым, сильным, энергичным молодым человеком, внимательным, всегда обходительным и милым. Будучи слишком юным для призыва, он избежал ужасов и лишений войны, которые сполна вкусили юноши ненамного старше его, и не утратил вкуса к жизни.

Напротив, Ив верил, что наступает эра мира и процветания, казавшаяся в 1918 году столь близкой после падения воинственных империй. В учебе его интересовали научные исследования, и это нравилось кутюрье, которая не оставляла мысли о создании своего завода по производству и окраске тканей.