– Удивительный молодой человек. Сколько вам лет?

– Восемнадцать.

– Очень меня напоминаете в молодости. И внешне, и внутренне. Я тоже был такой же красивый и, так же, как и вы, в восемнадцать лет не видел ничего, кроме книг. – И Шимон и после небольшой паузы спросил: – Хотите, я покажу свои фотографии в вашем возрасте?

Матвею не хотелось отрываться от книги, но вместе с тем он не хотел обижать и Шимона, бывшего с ним по-отечески добрым.

– Очень, – ответил Матвей, а его глаза сами непроизвольно вернулись к тетрадке.

Шимон почти бегом направился за прилавок, туда, где был расположен его кабинет, в котором в обеденное время хозяин угощал гостей чаем и бутербродами с курицей и зеленью.

Вернулся старик всего с двумя фотографиями. На одной стоял высокий красивый молодой человек, действительно сильно похожий на Матвея. А на другой была сфотографирована большая семья. Пожилые мужчина и женщина сидели посредине, а вокруг них стояли человек восемь. На фотографии внизу был оттиск фамилии хозяина фотоателье и надпись «Вена – 1928 год».

Шимон дал возможность Моте внимательно посмотреть оба снимка и, не дожидаясь вопроса, сказал:

– Это мои родители, а рядом брат и сестры со своими вторыми половинками. – После этих слов старик, не сдержавшись, смахнул слезинку, покатившуюся по щеке. – Все они погибли в концлагере во время войны. Вы знаете, что это такое? – Шимон засучил рукав и показал выцветшую наколку с цифрами.

– Кажется, да. Это номер узника концентрационного лагеря.

Голос Матвея дрожал, слова давались ему с трудом. Он никогда раньше не видел людей, прошедших фашистские застенки, только на фотографиях в хранившейся у отца книге «СС в действии» – о зверствах гитлеровцев во время Второй мировой войны. Как-то так случилось, что в Советском Союзе многие аспекты этой войны обходили стороной. То ли для того, чтобы не будоражить крепнущую дружбу между СССР и ГДР, то ли во исполнение некоего решения, принятого каким-нибудь партийным идеологом.

Пауза затягивалась, у Шимона дрожали губы, и он, судя по всему, просто не мог говорить, а Матвей под впечатлением увиденного не решался продолжить свои занятия.

Прервал паузу старик:

– Вы спросите, как мне удалось спастись? Не знаю, видимо, так было угодно Всевышнему, что из всех моих родных выжил я и двое племянников. Три человека из семнадцати.

Матвей удивленно посмотрел на Шимона: на снимке было значительно меньше людей. Может быть, старик что-то путает?

– Я вижу в ваших глазах вопрос: откуда семнадцать? Объясню. Фотография двадцать восьмого года. За десять лет до аншлюса. К моменту насильственного присоединения Австрии к Германии наши родители уже умерли. И слава богу, что им не пришлось пережить тот ужас, который выпал нам. Брат и сестры были женаты и на троих имели десять детей плюс я – тогда еще холостой. Итого – семнадцать человек. Брат и одна из сестер, закончившие Берлинский университет, какое-то время жили в Австрии, потом переехали в Германию, где вместе с семьями и погибли, остальных забрали в концлагеря здесь, в Вене.

– А сейчас у вас есть семья? – спросил Матвей.

– Да, после того, как Красная Армия освободила меня из лагеря, я в конце сорок пятого года женился, а через год у меня родился первый сын. Мы с женой приняли единогласное решение назвать мальчика Иосифом. Вот только причины, побудившие это сделать, у нас были разные. Я выбрал это имя в память о моем отце, а моя супруга в честь освободителя Вены генералиссимуса Иосифа Сталина. Поэтому когда через год у нас родился второй сын, то я настоял, чтобы его назвали Бенджамин. И не столько в память о моем дяде Бенционе, завещавшим нам после своей смерти несколько десятков тысяч книг, сколько чтобы в пику русским мотивам добавить в семью и американские. Ведь имя Бенджамин звучит очень по-американски. Вы не находите?

– Да, – ответил Матвей, все еще потрясенный рассказом о гибели большой семьи Шварцев. – А почему вы говорили, что одиноки? Где же сейчас ваши дети?

– Они, к счастью, живы и здоровы, живут в Вене. Один из них адвокат, другой врач. Видимо, скоро я буду дедушкой. В этом смысле у меня все в порядке, и по воскресеньям у нас на обеде собирается вся наша семья с сыновьями и невестками. Но жизнь моя, шесть дней в неделю, связана с этим магазином, с поиском старых и новых книг, и я понимаю, что никто из моих детей помогать мне в этом не хочет. – Шимон замолчал, и в помещении магазина воцарилась тишина. Длилась она, как показалось Матвею, целую вечность, пока старик не заговорил вновь: – Пойдемте, перекусим, сегодня я принес бутерброды с рыбой.

Мотя, конечно, предпочел бы пище материальной пищу духовную, но он боялся обидеть Шимона своим отказом. Юноше настолько нравился хозяин магазина, что не хотелось доставлять ему даже мелкую неприятность.

На следующий день Матвей опять появился в магазине с утра и провел там почти весь день, забрав с собой на ночь очередные две книги. Родители удивлялись, откуда у сына берутся силы работать почти целые сутки. Они опасались, что с мальчиком может что-нибудь случиться, но Мотя чувствовал себя прекрасно, как будто подпитываясь энергией от прочитанного, и самое удивительное, что на третий день занятий он уже довольно бегло прочитывал книги на немецком. Словарный запас в текстах был небольшим, он сопутствовал формулам и повторялся от книги к книге. Смысл непонятных слов Мотя выяснял у Шимона, мгновенно их запоминая. Старик восхищался талантливым юношей, он привык к его ежедневным занятиям, абсолютно не отвлекавшим Шимона от работы. Мало того, когда ему надо было уезжать в банк, он дважды оставлял магазин открытым на попечении Матвея.

Наконец наступил предпоследний день пребывания Лифшицев в Австрии. Мотя, понурый, пришел к открытию магазина.

Шимон, почувствовав плохое настроение Матвея, поинтересовался:

– Что-то случилось?

– Да. Во-первых, сегодня мой последний день здесь, а во-вторых, у меня кончилась тетрадь, а я хотел бы еще кое-что записать.

– Ну, если с первым я ничего поделать не смогу, то второе поправимо. Я хотел сделать вам подарок и все время думал, что же могу преподнести на память, значимое и весомое. И сейчас вдруг понял. Я подарю вам тетрадь.

Мотя с удивлением посмотрел на Шимона: странная трактовка слов «значимое и весомое».

Старик, увидев вопрос в глазах юноши, рассмеялся:

– Не смотрите на меня так. Может быть, пройдут годы, и вы поймете, какое сокровище оказалось у вас в руках. – Шимон предложил Моте следовать за ним в кабинет. Там он открыл сейф, стоявший у стены, достал большую тетрадь в темно-коричневом переплете и протянул Матвею. – Возьмите. Это вам.

Юноша перевернул несколько страниц. Ему сразу бросилось в глаза, что записи велись тремя разными почерками и больше трети листов остались чистыми.

– Вы знаете, кто автор этих трудов?

– Пока нет, – честно ответил Матвей.