Надо выстрелить под автомобилем.

Упав на четвереньки, Хорек засунул пушку под днище машины и выпустил дугу девятимиллиметровых пуль. Оружие задергалось у него в руках, из дула вырвались вспышки, пули выбивали куски асфальта, стараясь отыскать ноги второго стрелка. Несомненно, хотя бы одна их найдет, враг рухнет на землю, и тогда Хорек зайдет сзади, прикончит его и скроется в переулке. Хорек даже подумал: а получит ли он десять косарей Тино?

Но стрелок не сидел на корточках за машиной. Его ноги не стали доступной для Хорька целью. Вместо этого, предугадав, каким будет следующий ход противника, он забрался на капот «импалы», шестью проворными прыжками перебежал через крышу на багажник и остановился над Хорьком, который по-прежнему стоял на четвереньках, засунув пистолет-пулемет под днище.

— Брось оружие, — велел стрелок, хотя оба понимали, что у Хорька шансов сделать это не больше, чем снять штаны.

Хорек отпрянул, пытаясь высвободить свое оружие, и высокий ковбой трижды мастерски выстрелил ему в грудь, так быстро, словно из пулемета.

Пули ударили тяжелой кувалдой. В голове у Хорька все перемешалось. Среди какого-то постороннего мусора пронеслись обрывки воспоминаний — половинчатые, нет, четвертичные образы двадцати шести прожитых лет промелькнули подобно быстро тасуемой колоде карт, и последней была мысль о том, что он захлебывается собственной кровью, а на него в упор смотрит лицо его убийцы, прижавшего дуло пистолета ему к горлу и готового выстрелить еще раз, перебивая позвоночник, если потребуется.

— Убирайся в ад, — прохрипел Хорек.

— Непременно, — послышался ответ. — Но только после тебя.

В воздухе, наполненном пороховым дымом, повисла тишина.

Свэггер ногой выбил пистолет-пулемет из-под машины, облегчая поиски полицейским.

Обойдя вокруг накренившейся набок «импалы», он заглянул в салон и увидел Денни, откинувшего изуродованную голову на подголовник, с открытыми немигающими глазами. Кровь у него на рубашке казалась пролитым вином.

— Извини, что так получилось, капитан, — сказал Боб. — Ты был лучшим и заслуживал большего. Клянусь перед лицом Господа, правосудие восторжествует.

Затем он сунул руку в карман, проверяя, на месте ли пластиковый пакет с зашифрованным письмом Уорда Бонсона, и поднялся на ноги. Повсюду из мрака появлялись люди.

«И что дальше?

Если я сейчас не сбегу, то на неделю застряну в Чикаго, объясняясь с местной полицией, и плохие ребята, желающие меня прикончить, будут знать, где я нахожусь. Нужно передать письмо и надеяться, что Бюро вызволит мою задницу, если, конечно, Бюро, то есть Ник, сможет это сделать.

Если я скроюсь, то останусь без помощи, вероятно, меня будут разыскивать в качестве свидетеля, я брошу место преступления, которого не совершал, и мне несколько месяцев придется отвечать на вопросы, после того как эта заварушка будет наконец распутана — если это вообще когда-нибудь произойдет.

Но зато есть одно, чем я смогу заниматься без полицейской опеки.

Я смогу охотиться».

С этими мыслями Боб выстрелил в воздух, разгоняя зевак, нырнул в переулок и в полной темноте добрался до соседнего квартала, прежде чем раздался звук первой сирены.

Поздний вечер в Вашингтоне, машин и пешеходов на улицах почти нет, город заполнили тени, появились даже свободные места на стоянках, большинство предприятий общественного питания, нацеленных в первую очередь на обеденные перерывы, закрылось. Дэвид Банджакс отыскал свободное место у тротуара, оставил машину, прогулялся по Пятнадцатой авеню между М- и К-стрит, обратив внимание на здание на юго-восточном углу, принадлежащее конкурентам. Это был урод семидесятых, характерный для ужасов архитектуры «больших газет» по всему миру. Банджакс с усмешкой отметил, что в редакции «Вашингтон пост» работают допоздна, возможно стараясь не отстать от него в расследовании скандала со снайперами. Однако конкурентов можно не опасаться. Он уже так далеко впереди.

Завернув за угол, Банджакс прошел мимо корейского ресторана и свернул на широкий пандус, ведущий к подземной стоянке в подвале углового здания, примыкающего к редакции «Пост». Стоянка была пустынна, но освещена, и Банджакс, спустившись по спиральному пандусу на два уровня, мимо пестрого сборища всевозможных седанов среднего класса, которые так любят журналисты и редакторы, наконец оказался в самом низу. Ему совсем не понравилось, что нет других выходов, хотя ему вроде ничего не угрожало. И все же дыхание Банджакса участилось, воздух приобрел ледяной привкус, а легкие стали казаться слишком маленькими. Он облизнул пересохшие губы пересохшим языком. Вы уверены, что именно так начинал Боб Вудворд?

В переднем ряду машин мигнули фары. Банджакс приблизился — это была «киа», несомненно взятая напрокат — и увидел за рулем силуэт мужчины. Дэвид кивнул, силуэт кивнул в ответ, но тут в противоположном конце стоянки открылись двери лифта, острое лезвие света рассекло полумрак, и из кабины со смехом вышли две девицы. Дэвид присел между автомобилями и подождал, когда девицы пройдут. «Он действительно думал, что „незаинтересованный“ значит „неинтересный“! — донеслось до Банджакса. — У него точно с головой не в порядке. Как тебе это нравится?» Сейчас они сядут в стоявшую неподалеку машину, заведут двигатель и уедут. Корректоры! Повсюду одно и то же!

Когда автомобиль скрылся на пандусе, Дэвид шагнул к таинственной «киа» и с одобрением, но и с веселым смешком отметил, что неизвестный в темных очках и в фетровой шляпе с широкими полями. Дэвид открыл было переднюю правую дверь, но услышал:

— На заднее сиденье, пожалуйста, с этой стороны. Я буду смотреть на вас в зеркало. Вы же должны опустить глаза вниз и не оглядываться.

Судя по всему, Джон Ле Карре стал модным писателем. Происходящее напоминало шпионский роман. Не тот ли, где пешку устраняют из пистолета 22-го калибра с глушителем? Или тот, где пешка чудесным образом избегает убийцы, спасается бегством, но каким-то образом все-таки отправляет правительство в отставку, а плохих цереушников — за решетку, после чего получает Пулицеровскую премию и пишет бестселлер, и все это на трехстах пятидесяти страницах?

Дэвид подчинился.

— Смахивает на мелодраму, вы не находите?

— Давай так, приятель, умники мне не нужны. Я знаю, что ваша братия любит шутить, но лучше оставь свои идиотские остроты при себе и занимайся делом, тогда мы поладим. Это не кино, твою мать.

— Я все понял.

— Брось диктофон на переднее сиденье.

— Я…

— Брось диктофон на переднее сиденье.

Банджакс вытащил диктофон и положил на переднее сиденье.

— А теперь брось на переднее сиденье второй диктофон.

— Но я…

— Брось второй диктофон на переднее сиденье.

Банджакс выполнил и это условие.