— Нет, это вы! — кричала ослепленная горем баронесса. — Вы постоянно унижали его! Вы его ненавидели! Из-за вас он потерял голову!.. Он всегда был такой милый, послушный…

— Ну, знаете ли! — барон в раздражении пожал плечами, не зная, как реагировать на совершенно несправедливые, с его точки зрения, обвинения. — Это просто смешно!

— Смешно? Вам смешно?! — леди Диана швырнула мужу в лицо располосованную рубашку. — Вот это смешно?!

— Но послушайте! Он сам виноват!

— Вы ударили его! Оскорбили!

— Моя дорогая, слышали бы вы все те дерзости, которые он мне наговорил!

— Вы знали, кто он такой! Знали, как с ним нужно говорить!

— Ну, знаете ли! Терпеть его хамство! Наглые выходки! — возмутился барон, швыряя на пол рубашку Эмила, которую до этого нервно сжимал в руках. — И вот что я вам скажу! Я рад! Да, рад, что все так закончилось! Туда ему и дорога! Пусть катится к своему папочке, его зарезали, если я не ошибаюсь?

— Что? — прошептала потрясенная баронесса. — Как вы смеете…

— Смею, моя дорогая! Где бы вы были сейчас, если бы не я! Вы не были нужны даже родным. Презренная женщина, спутавшаяся с демоном и родившая от него ребенка! Позор для всей семьи. Я пожалел вас! Закрыл глаза на ваше прошлое. Согласился принять в дом этого маленького выродка.

— И попрекали меня куском хлеба при каждом удобном случае, — устало сказала баронесса.

— Да вы должны были молиться на меня! Руки мне целовать!.. А вы еще смеете обвинять меня в смерти этого щенка?! Вам радоваться нужно, что вы наконец избавились от этого позора!

— Замолчите! — Диана закрыла лицо руками. — Замолчите!

— Нет! Я достаточно молчал, оберегая ваши нервы и вашу честь… то, что от нее осталось! Ваша семья была счастлива, что нашелся человек, который может прикрыть браком ваш позор. Я пожалел вас, вы были так молоды, так напуганы.

— И так богата! — с горечью воскликнула леди. — Сколько моя семья заплатила вам, чтобы избавиться от меня?!

— Да, — с достоинством отозвался барон. — Я согласился принять небольшое вознаграждение.

— Небольшое! Достаточное для того, чтобы выстроить этот замок! А ведь я была так благодарна вам! Я думала, что у моего мальчика будет отец! Я не замечала, не хотела видеть, что вы ненавидите его! Все эти мелкие придирки, оскорбления…

— Хватит! — закричал барон. — Довольно! Мне надоело слушать одно и то же! Вы говорили, что боялись этого демона, что он околдовал, запугал вас. Но теперь мне понятно — вы любили его, раз так дорожите его сыном.

— Во всяком случае, он не был таким чванливым убожеством, как вы! — звенящим голосом воскликнула леди.

Такого оскорбления барон снести не мог. Побледнев от злости, он размахнулся и первый раз за шестнадцать лет брака ударил жену. Леди Диана упала на постель и прошептала: «Ничтожество».

— Любовница демона, — парировал барон и гордо удалился, задержавшись лишь для того, чтобы убедиться перед зеркалом, что шелковый воротник его рубашки не сбился.

К вечеру барон был уже не прочь помириться с женой, но произошла очередная неприятность. Из комнаты Эмила снова прибежала вопящая от ужаса служанка и залопотала всякий вздор:

— Молодой хозяин вернулся!

И снова все помчались наверх.

Эмил лежал на кровати. Бледный, с черными кругами вокруг глаз, искусанными запекшимися губами и глубокими рваными царапинами на теле. Но он был жив.

Плача от радости, баронесса бросилась к нему, обняла, целуя измученное похудевшее лицо, прижала к груди. Он зашевелился под ее руками, застонал…

Всю ночь леди Диана просидела рядом с сыном. Он метался по постели, сбивал повязку на груди, вскрикивал от боли и говорил страшные веши:

— Я видел его! Мама, я видел его! Он приходил ко мне!

— Кто приходил, милый? — с трудом сдерживая слезы, спрашивала баронесса.

— Он! Хозяин! Я вызвал его. И он пришел!

Глаза Эмила горели безумным огнем, он смотрел куда-то в пустоту, не видя ничего вокруг.

— Я должен был заплатить! Но у меня ничего не было!.. Мама!.. — горячие пальцы стиснули ее ладонь. — Он ужасен! Просто ужасен!

— Эмил! Не надо. Пожалуйста. Молчи!

— Он забрал меня к себе. В свой замок. Там так темно, так холодно… он хотел убить меня, но не убил. И не убьет. Он обещал.

Баронесса с ужасом смотрела в лицо сына, на котором появилось какое-то новое, дикое, безумное выражение. Прежний гордый, ранимый, чуткий мальчик исчезал, таял, уходил от нее. «Это не мой сын… уже не мой… — думала баронесса, бережно вытирая мокрый лоб своего мальчика, поправляя подушки, держа горячую руку. — И я никогда не смогу его вернуть». Она больше не плакала. Она сама не знала, почему в ее душе так пусто.

Эмил уснул только под утро и выпустил наконец ее ладонь, которую сжимал до боли всю ночь. Днем приехал врач, осмотрел, поставил диагноз «нервное истощение», прописал укрепляющее питье и постельный режим. Больной проводил его мрачным взглядом, в котором зажглись новые, недобрые огоньки, пробормотал: «Бестолковый осел!» — и отвернулся к стене. А леди Диана почувствовала, как ее больное измученное сердце снова сжалось. Баронесса знала, что с ее сыном, лучше любого врача — он стремительно превращался в демона. Произошло то, что она оттягивала семнадцать лет.

Эмил не вставал целых два месяца. Большую часть времени он лежал и смотрел в потолок, на солнечные блики, отбрасываемые люстрой. Покорно принимал лекарства. И напряженно думал о чем-то. Спустившись впервые после долгой болезни в гостиную, он был непривычно тих, задумчив и послушен. Барон даже позволил себе улыбнуться ему и шепнул жене:

— Кажется, болезнь пошла ему на пользу.

Леди Диана промолчала, с грустью глядя на бледного сына…

Теперь он часто сидел за столом в библиотеке. Стал много читать. Нет, не книги по черной магии, они стояли нетронутыми в незапертом шкафу. Леди Диана замечала в руках у Эмила тяжелые тома по алхимии, истории, сочинения по медицине и астрологии. Но даже это невинное чтение настораживало ее. Баронессе казалось, что юноша задумал что-то страшное.

Вот и сейчас, войдя в просторный зал, она увидела за высокой стопкой книг черноволосую кудрявую голову, склоненную над пыльными страницами ветхого тома.

— Эмил, извини, если помешала…

Он взглянул на нее исподлобья, пустым взглядом, как будто не замечая, весь там, в своих мыслях. Далекий, равнодушный, холодный.

— Ты мне не мешаешь.

Баронесса пробежала взглядом страницы, но увидела лишь странные значки да непонятные формулы и спросила машинально:

— Что ты читаешь?

— Алхимия, — ответил он все с тем же высокомерно равнодушным выражением лица.