Продолжая хохотать, князь вытолкал Любомира в двери.

— Да нет же, я не об этом. Что-то в ней…

Воевода обернулся, увидел у дверей кухни Марфу, и замолчал. Князь захлопнул за ним дверь и, улыбаясь, пошел в опочивальню. Ай да Любомир, сколько лет бобылем живет, а тут увидел девицу и нюни распустил. Переодев рубаху, князь кликнул стражника:

— Прошка!

Молодой отрок мигом явился из-за дверей, вопрошая взглядом.

— Сбегай на кухню, скажи, князя жажда замучила. Пускай новая кухарка, как ее там, Неждана? Пускай Неждана мне выпить чего-нибудь принесет.

Прошка, кивнув головой, бросился на выход.

— Стой! И у дверей боле не топчитесь, надоели вы мне своей опекой. На дворе будьте, и чтоб никто меня не тревожил до утра! Ступай.

Закончив ворожить с киселем, Беспута бережно поставила крынку на стол. Любовный напиток, наговоренный ею для князя, был готов. Она улыбнулась в предвкушении веселья. Слова, произнесенные над киселем, любого мужика могли довести до безумия. Вкусив этого напитка, князь должен был утратить и покой, и сон, думая лишь о ней, о Беспуте. Вот только тело ему покорным не будет, силу мужскую теряя каждый раз, как подумает он о ней. Дверь кухни распахнулась, впуская испуганную бабу Марфу. Подбежав к Беспуте, она многозначительно зашептала на ухо:

— Князь пить хочет, тебя кличет. Ох, чуяло мое сердце, что все этим закончится. Таки положил он на тебя глаз, чтоб ему пусто было. Ладно, давай я ему отнесу твое варево, скажу, что на торг тебя отправила. Глядишь, может, утихомирится, кобель старый.

Беспута, состроив испуганные глазки, покачала головой.

— Нет, Марфа, не угомонится. Запала я ему в душу, сама все видела сегодня. Что же делать-то?

— Не ходи, дочка, — Марфа всплеснула руками, — слышишь, не ходи.

Беспута взяла в руки теплую крынку с киселем.

— Напоить его надобно, не то поздно будет. Близок его час, ой как близок, — она горестно вздохнула и криво усмехнулась кухарке. — Ты, Марфа, за меня не переживай, мне не привыкать ухажерам оплеухи отвешивать. Может, он и князь полянский, только ничего он мне не сделает.

Гордо расправив плечи, Беспута пошла к дверям, улыбаясь своим блудным мыслям. За спиной горестно вздохнула Марфа:

— Защити тебя Великая Макошь, девочка. Иди, иди доченька, спасай князя.

Выйдя из кухни, девушка поймала на себе насмешливый взгляд стражника Прошки. Лениво оттолкнувшись спиной от бревенчатой стены, Прошка хлопнул товарища по плечу:

— Пойдем во двор. Князь устал, отдохнуть хочет.

Глупо хохотнув, они стали спускаться по скрипучим ступеням. Беспута, злобно сверкнув глазами, прошептала скороговорку:

Лети стрела, рази в спину,

Споткнись конь в лиху годину.

Стреножены ноги у жеребца,

Лишь подтолкни до лихого конца.

Правой ногой на порог ступая,

Глаз отведу, хромотой наделяя.

Пасть тебе ниц передо мной,

Твой будет низ, верх только мой.

Ключ, замок.

Колдунья плюнула им вслед, топнув ножкой о деревянный пол. Услыхав за спиной стук, Прошка удивленно оглянулся через плечо. Правая нога его оступилась и, хватаясь руками за воздух, стражник кубарем покатился по ступеням. Внизу раздался крик боли вперемежку с ругательствами. Товарищ бросился к нему на помощь, растерянно спрашивая:

— Как это ты так, Прошка? Голова-то хоть цела?

— Нога!!! А-а-а! Кажись, ногу поломал!

— Э, брат, плохо дело, — товарищ принялся ощупывать его ногу, — точно сломана. Вишь, как ее вывернуло?

Прошка, жалко всхлипывая, перешел на шепот:

— Это все она!

— Кто она?

— Кухарка наша новая! Сглазила, подлая!

Товарищ почесал затылок, озадаченно поглядывая на ступени.

— Да брось ты, не возводи на девку напраслину. Ступени тут крутые, хорошо хоть шею не свернул.

Беспута удовлетворенно улыбнулась и, пританцовывая, направилась в княжьи покои. А баба Марфа в это время не находила себе места, беспокойно бегая по кухне и заламывая руки.

Князь, скинув на пол надоевшие за день сапоги, удовлетворенно возлег на ложе, поджидая молодую кухарку. Вспомнив сладкий аромат, исходящий от ее тела, он похотливо улыбнулся своим мыслям в предвкушении развлечения. Смерть жены, спешно ушедшей из его жизни, власть, дарованная княжьим саном, все это породило в нем вседозволенность. Право карать либо миловать, забирать все, что нравится, не спрашивая цены. Никто не смел перечить князю, лишь жрецы храма Велеса были ему помехой. Только и ждали, когда он оступится, лицо свое теряя пред народом. С ними князь держал ухо востро, оградив себя надежной и неболтливой Дружиной. Поэтому, задумав бесчинство над понравившейся девушкой, князь не боялся злых языков. Мимо его Дружины даже мышь не прошмыгнет незамеченной. Раздался стук в дверь, обрывая его мысли.

— Можно войти, князь?

— Входи, Неждана, уж заждался тебя.

Князь приподнялся на локте, поедая жадными серыми глазами стан вошедшей прислуги. Беспута прошла в опочивальню, держа обеими руками крынку с киселем. Игриво, бочком толкнула дверь, прикрывая за собой и, наивно улыбнувшись, взглянула на князя.

— Прошка сказал, тебя жажда замучила, так я тебе киселю принесла. Вот, испей, — она обеими руками протянула ему крынку, — сама наварила.

Князь, усмехнувшись в бороду, протянул руку, принимая сосуд. Его грубые пальцы жадно коснулись нежной девичьей руки, словно примеряя на себя обновку, задержались на миг. Беспута, продолжая улыбаться, взглянула в его глаза.

— Ну испей же, князь, не обижай отказом.

Грудь Богумира тяжело вздымалась от прикосновения к девушке. Не отводя от нее глаз, он принял крынку и жадно припал к ней губами. Теплые белые бусинки потекли по бороде, застревая в ней жемчужным бисером. Девичьи глаза глядели на него, словно насмехаясь. С каждым глотком отблеск этих прекрасных глаз становился сильней, сладкий аромат, исходящий от ее тела, забивал князю дыхание. Опочивальня будто пошатнулась, укрывая стены горячей пеленой. Лишь она одна была перед ним, прекрасная, словно сошедшая с небес богиня! Крынка упала на пол, разбившись, белая лужица колдовского напитка растеклась бесформенным пятном. Богумир протянул к девушке руку, крепко схватив ее за запястье и рывком притягивая к себе. Беспута послушно упала на княжье ложе, безропотно подчиняясь его желанию. Она не сопротивлялась его силе, не звала на помощь, не молила о пощаде. Весело расхохотавшись от покрывающих шею поцелуев, щекочущих бородой, она прошептала:

— Князь, чтобы с девицей возлечь, надобно ее согласия испросить.

Богумир, страстно сопя, разорвал на ней рубаху, оголяя прекрасную девичью грудь. Сердце его забилось еще сильнее. Припадая губами к ее телу, он прорычал: