Я отстранился и посмотрел ей в глаза. Я хотел большего. Я хотел попробовать ее, исследовать ее. Я хотел питаться ее телом и ее душой.

– Могу я?.. – спросил я, как чертов неопытный дурак, но мне было плевать.

Если я и собирался быть дураком, то это того стоило.

– Да. – Она кивнула и перебралась с моих колен на кровать.

Мне нравилось раздевать ее, наблюдая за тем, как ее глаза расширяются от предвкушения. Мне нравилось, как она жаждала, чтобы я взял все под контроль, но, черт возьми, еще больше мне нравилось, когда она сама мной управляла. Мне нравилось, как она дрожала от моих прикосновений, пока ее глаза говорили мне не останавливаться. Мне нравилось, как мои руки дрожали на ее коже, пока мое сердце велело мне продолжать…

Продолжать чувствовать…

Мне нравилось, когда я раздвигал ее ноги и ласкал ее языком, а она стонала от удовольствия. Мне нравилось, когда я начинал подниматься, чтобы поцеловать ее в губы, а она тянула меня обратно, и я возвращался к своему любимому десерту. Мне нравилось, как она поднимала бедра, пока мой язык кружил вокруг ее клитора. Мне нравилось, когда она говорила мне двигаться сильнее и глубже, пока я трахал ее языком. Я любил ее вкус. Она была такой влажной, и это – моя награда, полученная за хорошо выполненную работу.

Ее стоны становились все сильнее и сильнее, мои пальцы трахали ее быстрее и глубже, мой язык входил и выходил из нее, ласкал ее клитор, дразнил каждую ее частичку, пока ее руки запутывались в моих волосах.

– О… боже… Лэнд… подожди… да… продолжай… медленнее… о боже… – стонала она. Мне нравилось, как она стонет.

– Еще, еще, еще…

Мне это нравилось. Мне так это нравилось. Мне нравилось…

Мне…

Нравилось…

– Что тут происходит? – раздался голос, вырвав нас из ошеломленного транса.

Я поднял голову и увидел взрослую женщину, смотрящую прямо на меня.

– Мам, привет, – крикнула Шей, хватая одеяло и прижимая его к себе. – О боже, я… ты… мы…

Она путалась в словах, и я быстро вскочил, осознавая, что прямо сейчас мать Шей стоит здесь… в комнате Шей… спустя несколько секунд после того, как моя голова красовалась между ног ее дочери.

В этой ситуации не было ничего обнадеживающего.

– Что ты здесь делаешь? –   нервно спросила Шей, крепко сжимая одеяло вокруг талии.

Черт возьми, мать Шей только что видела, как я вылизываю ее дочь.

В ту секунду я мечтал умереть медленной, мучительной смертью, и покрасневшее лицо Шей свидетельствовало о том, что она чувствовала то же самое.

Ее мама подняла тонкую бровь.

– Я пришла с работы пообедать. Что ты здесь делаешь? Ты должна быть в школе!

– Извините, миссис Гейбл. Это моя вина, и я… – я попытался объяснить, но она указала на дверь.

– Уходи.

Я подчинился ее приказу. Что еще мне оставалось делать? Попробовать объяснить ей, почему моя голова лежала между бедрами ее дочери посреди школьного дня?

Я отправился домой и сразу же написал Шей.

Я: Ты в порядке?

Тишина. Я написал ей еще дюжину сообщений, но все они остались без ответа. На следующий день она подошла ко мне, держась за лямки рюкзака и смущенно улыбаясь.

– Наказана? – спросил я.

– Наказана, – ответила она.

– Забрали телефон?

– Ага, и доступ в интернет.

Что ж, ожидаемо.

– Без сожалений? – спросил я, нахмурив брови.

Ее очаровательные щечки порозовели, а губы расплылись в широкой улыбке.

– Без сожалений.

* * *

Поздно вечером мне написал Эрик. Он сказал, что сожалеет о случившемся с Реджи и ему очень стыдно. Было печально это узнать. Ему не за что было стыдиться.

Эрик: Я не гей или вроде того, не думай… Я просто пытаюсь во всем разобраться.

Я: Кем бы ты ни был, ты останешься моим другом.

Эрик: Спасибо, Лэнд.

Я: Я надеру задницу любому, кто тебя обидит. Одно слово, и я их растопчу.

Я скучал по нашим вечерним свиданиям с Шей, но понимал, что ее наказание было вполне оправданно. Если бы я был ее отцом, то запретил бы ей общаться с людьми по меньшей мере на месяц. Во всяком случае, мне удавалось видеть ее во время учебного дня и на репетициях.

В тот вторник в мою дверь постучали, и я поспешил открыть, наивно предполагая, что это может быть Шей. К моему разочарованию, там стояла Моника. Она была последним человеком, которого я хотел видеть, но Моника имела дурную привычку появляться в самые неподходящие моменты.

– Что тебе нужно? – спросил я ее, открывая входную дверь.

– Хочу с тобой накуриться, – пробормотала она, явно находясь под кайфом.

– У меня нет на это времени, Моника, – угрюмо заявил я, собираясь вернуться в дом.

Она подставила ногу, не давая мне захлопнуть дверь.

– Моника, правда. Я занят.

– С этой дурой? – прошипела она.

Моя челюсть сжалась.

– Не называй ее так.

– Ага, понятно. Теперь ты защищаешь ее, а не меня?

Я закатил глаза и закрыл дверь. В таком состоянии с ней было невозможно разговаривать. Кажется, КейДжей пообещал больше не иметь с ней дела?

– Она их видела?! – закричала Моника, стоя на моем крыльце. – Вы сблизились достаточно, чтобы ты показал ей свои уродливые шрамы?! Она видела, что ты с собой сделал?!

Ее слова обожгли мою кожу, и я снова распахнул входную дверь. Схватив Монику за руку, я втянул ее внутрь.

– Какого хрена, Моника?! – прошипел я, мое сердце колотилось все быстрее и быстрее.

– Отпусти меня, – захныкала она, выдергивая руку из моей хватки.

– Что, черт возьми, с тобой творится? Почему ты считаешь, что можешь прийти сюда и орать как сумасшедшая?

– Я бы не орала как сумасшедшая, если бы ты меня не злил! – воскликнула она, дрожа всем телом.

Она тряслась, как психованная дура, и было ясно, что она под кайфом. Я поднял бровь.

– Что ты приняла? – спросил я.

– Ничего, – пробормотала она.

В ее словах сквозила боль.

Черт возьми, Моника.

Я ненавидел эту девушку. Я ненавидел ее зависимость, но еще больше я ненавидел то, что в ее разбитых, пустых глазах я видел самого себя.

– Скажи мне, Мон, – приказал я.

– Я уже сказала. Я чиста. Что, думаешь, ты единственный придурок, который может бросить наркоту?