гекатомб не устраивают. Явно научились растягивать «удовольствие», получать как можно больше с каждого несчастного. Впрочем, дело ещё в том, что их жадного и расточительного бога больше нет, а люди всё-таки более экономны. Однако аппетит приходит во время еды, не нужно быть профессором социологии, чтобы понимать — чем больше власти, жертв, и силы, тем больше хочется. Скоро всё вернётся на круги своя, и народ опять взвоет. Это пока всем плевать, кроме самих жертв и их родственников. Когда на алтаре не ты, да ещё имеешь шанс получить от жертвы исцеление всех болезней, быстро забываешь о том, что это плохо и аморально. Да что там говорить, некоторые из низвергнутых нынче в Тартар, тоже любили человеческие жертвы. Не слишком часто. Даже, скорее, в виде исключения, да и к выбору подходили более тщательно — в основном резали таких преступников, которым в любом случае светила казнь. Но это не важно. Важно, что граждане чисто психологически не видят большой проблемы в жертвоприношении. Если бы чистый бог действовал так, как сейчас его последователи, возможно до сих пор был бы жив и процветал. Впрочем, если бы он не был таким наглым и напористым, вряд ли он смог бы победить своих соперников.

Моё решение не изменилось. Я считаю, что чистых надо уничтожить. Даже если пока они устраивают большинство народа. Да и в сенате неплохо бы провести чистку. Впрочем, последнее мне не важно. Я не интересуюсь политикой, больше по религии.

Кера и Доменико уже меня ждали. Брат уже здорово нервничал.

— Диего! — воскликнул парень, как только я вошёл в квартиру, в которой мы должны были встретиться. — Что случилось?! Почему ты так задержался?

— В тюрьме сидел, — отмахнулся я. — Ничего страшного.

— Ну вот, я же говорила, что всё с ним в порядке! — добавила Кера.

— Ох, а я-то уже себе напридумывал… стой! — опомнился брат. — В каком смысле в тюрьме?!

Я пересказал всё, что со мной случилось, выслушал возмущения Доменико — он посчитал, что я слишком сильно рисковал.

— Ты должен был прорываться, как только тебя попытались остановить! — пенял мне кузен. — А если бы там был этот Айяла? Говоришь, он силён?

— Да. Меня при взгляде на него до печёнок пробирает. Иерархи так не пугали. Не понимаю, как он ухитрился так усилиться?

— Я про него кое-что выяснил за сегодня, — поделился Доменико, — Он один из немногих монахов, оставшихся в живых после смерти бога. В основном выжили послушники. Весь год он только и делает, что читает проповеди и приносит в жертву богу «преступников». На его счету больше сотни. И целых пять чудесных исцелений. Люди его любят. Некоторые молятся ему, как богу. Кера говорит, это сказывается.

— Искренняя любовь и почитание гораздо эффективнее, чем страх, — пожала плечами девушка. — Даже я, когда выступаю на сцене, получаю больше, чем если бы привела к гибели какого-нибудь бедолагу. Смертные охотно делятся своей силой с теми, кого любят, это естественно.

— Тогда почему он не пользовался этой возможностью раньше? Я про чистого бога?

— Потому что эту силу труднее получить. Потому что страх тоже эффективен. Потому что безусловная власть для многих приятнее, чем та, которую получили за что-то, приложив какие-то усилия. И ещё, сила, полученная от гибели и страха, гораздо легче использовать, чтобы приносить гибель и страх. Долго объяснять, вы, смертные, не поймёте всех нюансов. Просто запомните, что добывать себе могущество бог может разными способами. У каждого из них есть свои плюсы и минусы. Кто-то старается соблюдать баланс, как это делала Геката, например, другие до последнего подыгрывают смертным, как Афродита. Но есть и те, кто предпочитает выбивать своё силой. Давить на смертных, пока из них не потечёт вкусный сок. Я тоже раньше так делала. Хотя у меня и выбора не было — старшие бы не позволили.

— Ладно, — вздохнул я. Не хотелось этого говорить, но так будет несправедливо по отношению к Доменико. Да и вообще к семье. — Брат, если ты считаешь, что чистых лучше больше не трогать — я пойму. Я сам вижу, что сейчас они уже не такое безусловное зло, как были год назад.

— Но сам ты продолжишь войну? — уточнил Доменико.

— Да. Я давал клятву, себе, прежде всего. Даже не так. Клятву можно считать исполненной — все, кого я хотел убить, уже убиты. К сожалению не лично мной, но это не важно. Просто я уверен, что чистым в нашем мире всё равно не место. Думаю, они не успокоятся. Если снова наберутся сил, будет ещё хуже, чем раньше. Хотя я могу и ошибаться.

— Не ошибаешься, — хмыкнула Кера. — Боги не меняются даже после смерти. Чистый жесток и безумен. Если его смогут возродить, он будет мстить всем подряд. Смертные будут вспоминать то, как было год назад с ностальгией. Забавные вы всё-таки.

— Согласен, — вздохнул я. — Я был сегодня на службе. Большинство были в искреннем восторге. Их сжигают на алтарях, а они радуются. Противно.

— Ну тогда и я не стану менять своё отношение, — подытожил Доменико. — Не переживай, брат. Ты меня не убедил, я и сам не думал, что от них можно ждать чего-то хорошего. Но давай лучше поговорим более конкретно. Что ты хочешь делать дальше?

Интересный вопрос, и ответа на него у меня пока нет. Сейчас чистых гораздо меньше, чем год назад. Однако я не могу убить их всех. Было бы странно просто рыскать по стране… даже просто по городу. В стране их почти не осталось. Большинство не пережили смерти бога, причём не сами померли — им помогли местные. Всё-таки центральная власть в римской республике в последнее время слишком слаба, чтобы можно было удержать или наказать такое. Стоило просочиться слухам, что чистые ослабли, и их почти нигде, кроме метрополии не осталось.

Мы долго обсуждали варианты. Доменико раздумывал о том, чтобы всерьёз вернуться в политику. Не самому, доминусу Маркусу. Набраться сил, продавить законы, которые будут препятствовать чистым. Всё-таки далеко не все семьи метрополии поддерживают нынешний курс и нынешнюю религию. У них нет лидера, который поведёт их за собой. Доминус Маркус вполне мог бы занять это место.

— Не знаю, — вздохнул я. — Может, это было бы правильно. Но тут я ничем помочь не смогу. Ты же видишь — я от этого слишком далёк и слишком асоциален. Мне бы револьвер, да врага навстречу, а так я не умею. Но ты посоветуйся с дядей, ладно? А я завтра поговорю с Конрутом. Заказ выполнен, нужно рассказать ему подробности. Да и вообще узнать, что он обо всём этом думает. Эх, ну почему старик ушёл с богами?

Последний вопрос был риторическим. И так ясно, почему — он принял