Он поднял чашу с вином. Остальные, включая Лукулла, поступили так же, и вино, которое мы разделили, развеяло холод, охвативший комнату.

Ужин длился не менее трех часов, но начался так рано, что солнце все еще высоко висело над горизонтом, когда Лукулл объявил, что пришло время для последнего блюда.

– Надеюсь, что-нибудь сладкое, - сказал Антиох.

– Действительно, сладкое, - сказал Лукулл. - Фактически, последние блюдо – это основная причина пригласить сегодня всех вас сюда, чтобы вы могли разделить мой успех, – он встал с ложа и жестом показал, что мы должны поступить так же. – Вставайте все! Вставайте, вставайте и следуйте за мной! Первые вишни созрели, и сегодня мы их съедим!

От остальных, когда они зашевелились, я услышал шепот приятного удивления. Я подошел к Цицерону и спросил у него на ухо.

– Что это за «вишни», о которых говорит Лукулл?

– Восхитительные плоды, которые он привез из Понтийского Царства на Эвксинском море. Они растут на небольших деревьях и бывают разных сортов, все с блестящей кожурой разных оттенков красного. Все сладкие, и все великолепно вкусные! Я был здесь в прошлом году в это же время и мне тогда выпала честь отведать вишню Лукулла. Какое удовольствие, что он пригласил меня еще раз попробовать урожай этого года! - Цицерон улыбнулся. – Его брат Марк говорит, что, если бы войны Лукулла против Митридата не принесли ничего другого, они все равно стоили бы усилий по возвращению вишни в Рим!

Лукулл направился на террасу, а затем по каменной дорожке, петляющей через небольшой фруктовый сад с низкими лиственными деревьями. На ветвях были тяжелые плоды, которых я никогда раньше не видел. Вишни, как их называли, свисали большими гроздьями. Тип варьировался от дерева к дереву; некоторые были кроваво-красными, некоторые были розовыми, а другие почти черными. Лукулл продемонстрировал легкость, с которой их можно было сорвать, протянув руку и оторвав сразу целую горсть.

– Будьте осторожны: сок может испачкать вашу одежду. И будьте осторожны с косточками, – чтобы продемонстрировать это, он сунул вишню в рот, а затем выплюнул косточку на ладонь. Его лицо приобрело возвышенное выражение. Он сглотнул и улыбнулся. – Все эти разговоры о философии и политике – насколько все это кажется неуместным, когда можно познать простую, неподдельную радость поедания вишни. А потом еще и еще!

С большим смехом все остальные присоединились к нему, срывая вишни с веток и засовывая их себе в рот. Некоторые из самых искушенных людей в Риме были доведены до детской эйфории безудержной радостью поедания вишни.

– Сенсационно! – сказал Архиас, по подбородку которого стекал вишневый сок. – Я должен написать стихотворение, чтобы прославить этот урожай вишни.

Цицерон вздохнул.

– Это даже более чудесно, чем я тогда запомнил.

Даже суровый Аркесислав улыбался, разделяя радость от поедания вишен.

Я почувствовал руку на своем плече и повернулся, чтобы убедиться, что она принадлежит хозяину.

– Пойдем со мной, Гордиан, - сказал он тихим голосом. – Я хочу, чтобы ты кое на что ызглянул.

Отойдя от остальных, Лукулл повел меня к дереву в самом дальнем углу вишневого сада. Его ветви были более узловатыми, а листья более блестящими, чем у других деревьев, а его вишни были самыми большими и пышными, что я видел раньше, почти пурпурного оттенка.

– Из всех вишневых деревьев, которые я привез из Понта, это сорт является самым необычным. Греко-язычные жители Понта сохранили древнее название, которое варвары – аборигены дали этой вишне. Я считаю, что это слово невозможно произнести, но они говорят мне, что это переводится как «самая драгоценная из всех», что и есть эти вишни. Их вкус сладкий и очень сложный – сначала тонкий, затем почти подавляющий. И их кожура очень, очень нежная. Большинство других вишен можно перевозить, ну, ты можешь упаковать их в корзину и перевезти через всю Италию, чтобы поделиться с другом, например. Но эти настолько нежные, что едва ли выдерживают падение с дерева. Чтобы оценить их по достоинству, их надо поедать буквально с дерева – и даже в этом случае они могут лопнуть, как бы осторожно ты бы их не срывал.

Лукулл потянулся к одной из темных пухлых вишен. Казалось, он совсем до нее не дотронулся; скорее, тяжелый фрукт, как будто, упал ему на ладонь по собственной воле.

– В этом и есть что-то мимолетное, - пробормотал он, - ощущение слишком уникальное, чтобы его можно было описать, которое можно только пережить: вишня, которую можно есть только под деревом, такая хрупкая. В этом качестве она имеет еще одно практическое преимущество: ее нельзя отравить.

Я приподнял бровь.

– А что, в этом проблема?

Лукулл безрадостно улыбнулся.

– У такого человека, как я, никогда не бывает недостатка во врагах.

– Тем не менее, я не видел дегустаторов на застолье.

– Это потому, что ты не должен был видеть дегустаторов.

Он протянул руку и подал мне вишню.

– Это тебе, Гордиан, самая первая в этом сезоне и самая драгоценная из всех.

– Вы оказываете мне большую честь, Лукулл. «За что ты, несомненно, попросишь что-нибудь взамен», - подумал я. Тем не менее, я взял вишню и сунул ее между губ.

Кожица была гладкой, теплой и такой тонкой, что казалось, что она растворяется при малейшем прикосновении к моим зубам. Мякоть вишни чувственно прижалось к моему языку. Сладкий сок заполнил мой рот. Сначала я был разочарован, потому что вкус казался менее ярким, чем у вишни, которую я только что попробовал. Затем, когда я нащупал косточку языком и приложил ее к губам, полный аромат вишни наполнил мои чувства богатой и сильной интенсивностью, вызывающей опьянение Лукулл заметил мою реакцию и улыбнулся.

Я сглотнул. Постепенно приоритет, на который претендовало мое чувство вкуса, отступил, и мои другие чувства вернулись на первый план. Я заметил, что свет изменился, когда закатное солнце пролило лучи темного золота через лиственный сад. Я слышал далекий смех остальных, которые еще не пошли за нами.