это? Вспомнился один из стихов Тимофея, или она сама заболела стихотворчеством? Но такого не может быть! Не может бухгалтер сочинять стихи! Да еще не в юном возрасте, а когда ему — точнее, ей — под тридцать!

— У вас ничего не случилось? — поинтересовался Нестеренко, оказывается, внимательно за ней наблюдавший.

— Ничего! — довольно резко отозвалась она: не признаваться же в том, что только что сухой прагматик пытался взобраться на брыкающегося Пегаса.

Но в конце концов, она же не для этого сюда пришла. Ее пригласил мужчина, не без приятности. Такое впечатление, что он недавно перенес затяжную амнезию и с трудом вспоминает свои прежние манеры и привычки.

— Почисть мне апельсин.

Он тщетно потыкал в большой рыжий шар тупым столовым ножом, а потом вынул из заднего кармана брюк складной нож, больше похожий на тесак, и ловко очистил фрукт.

— Прошу.

— Нож у вас прямо-таки бандитский.

Видали эксперта по бандитам!

— Так он бандитский и есть.

— Не поняла.

— Я его отнял у бандита. Кинулся на меня вот с этим самым оружием. Мозгов-то маловато, он и считал, что нож — это универсальная отмычка жизни. Пришлось маленько поучить.

Иван Витольдович, конечно, рисовался перед ней, но самую малость, перья не шибко распускал.

— И вы не боялись, что он мстить будет?

— Он бы и мстил, да несподручно. Мальчишка на Сахалин уезжал, а оттуда не наездишься. Тем более для мести. Пообещал: «Мы еще встретимся!» А что, земля круглая, все может быть… Кстати, мы ведь договаривались говорить друг другу «ты». Придется пить на брудершафт… Валюша, — он окликнул проходившую мимо официантку, — принеси, пожалуйста, коньячку.

В глазах женщины мелькнуло удивление. Может, он говорил ей, что не пьет? Или он сидел за столом с этой самой Валюшей и пил только минеральную воду? Нет, знает его Валюша, знает гораздо ближе, чем просто официантка своего клиента.

— Похоже, в этих краях у вас репутация непьющего человека.

— В этих краях у меня репутация отшельника. Пью я или не пью, наверняка никто не знает.

— Даже Валюша? — вырвалось у Марины.

Он как-то неопределенно пожал плечами, и Марина поняла, что говорить этого не стоило. Как по-дурацки получилось! Если не сказать, по-бабьи. Та самая реакция, которую она вовсе не хотела ему демонстрировать. Ей это абсолютно все равно, вот что он должен видеть!

— Валюша многое знает, — наверное, он решил: каков вопрос, таков ответ, — но при ней я коньяк до сих пор не пил.

Вот так-то! Не будешь лезть с глупыми вопросами.

Официантка принесла коньяк, а кавалер Марины подвинул свой стул к ней поближе. В ответ на ее удивление он пояснил:

— А целоваться? При брудершафте положено. Или вы боитесь?

— Бояться поцелуя? — хмыкнула она, как многоопытная обольстительница. — Но у вас во рту, надеюсь, не клыки вампира?

— Ну вы и скажете! — покачал он головой. — Никакой серьезности. Я главбухов представлял себе другими…

— Я тоже, — согласилась она.

Они оба незаметно перешли на фривольный тон. Прежняя сущность Марины попыталась пискнуть, что они еще так мало знакомы, чтобы позволять себе подобные шуточки, но Марина только отмахнулась: надоело.

И он, и она собирались с силами, будто предстоял им не поцелуй, а тот же первый прыжок с парашютом.

И как выяснилось, не напрасно. Едва их губы соприкоснулись, между ними проскочила искра такой силы, что оба вздрогнули.

— Какая ты… электроопасная! — ошеломленно пробормотал Иван.

— Я бы то же самое сказала о тебе!

Они невольно отодвинулись. Марина про себя усмехнулась: захотела поиграть с огнем? Смотри сама не сгори. Тоже мне, соблазнительница!

— Вообще-то на брудершафт три раза целуются. — Он взглянул на нее в упор.

— Три, — согласилась Марина. Но лучше остановимся, пока не поздно.

— Боишься высоты?

— Боюсь глубины.

Они опять выпили, словно хотели загасить вспыхнувшую между ними искру.

— Почему ты позвал меня в кафе? — спросила Марина.

— Решил наладить контакт с начальством.

Марину как обухом по голове ударило. Вот это он брякнул! Она испытала прямо-таки жгучее разочарование. Место возгорания моментально заполнила холодная пена. Значит, бравый десантник испугался того, что его потянуло к женщине, и решил сделать вид, будто ничего не произошло? Будто он всего лишь, по выражению Гарика, прогнулся перед главным бухгалтером?

Марина даже на мгновение растерялась, а потом разгневалась. Таким праведным женским гневом. И решила: «Ну, погоди!»

— Считай, что наладил, — холодно-равнодушно кивнула она. — Поздравляю. Отчеты теперь ты будешь сдавать на ура. И смету на ремонт базы я тебе подпишу… А сейчас, извини, мне нужно идти.

— Куда ты торопишься?

Он казался растерянным.

— На обед. Я обещала своим, что задержусь не надолго. Ровно на столько, чтобы подчиненный успел наладить с главбухом дружеские отношения. Теперь все в порядке, не так ли?

— Мы могли бы пообедать вместе.

— Обычно я не уделяю столько времени сотрудникам фирмы. И, кроме работы, принимаю их в исключительных случаях. Так что, будут вопросы, пожалуйста, ко мне в кабинет с девяти утра до шести часов вечера. До свидания. Можешь меня не провожать.

Он смотрел на Марину обиженными глазами, но она не собиралась его жалеть. Он ведь не просто пошутил насчет контакта с начальством. Он как бы границу очертил: мол, в кафе я могу пригласить, а дальше — не моги. Чтобы и не думала на него виды иметь!

Чего он испугался? Того, что их отношения могут далеко зайти? Получается, он уверен: Мариной серьезно не увлечется. Значит, он думает, что в него влюбится она. Это же надо — быть таким самонадеянным!

У Марины пока нет любимого человека. Но если она влюбится, то не в такого примитива и труса! Отношения с начальством он налаживает! Радуйся, наладил. Вот только на стол потратился, а начальство почти ничего и не съело. Но ничего, вечерочком с Валюшей доедите. И коньячком запьете, а то она, бедная, ни разу не видела директора базы пьющим коньяк…