Я вздохнула. Что он обо мне думает после моего ночного пробега с ним в зубах? Быть может, решил, что от меня лучше держаться подальше? А то сегодня таскает в зубах, завтра играет, а послезавтра вообще съест…

— И о чём это так вздыхает у нас Рысьина? — неожиданно вклинился в мои размышления голос Андрея Андреевича. — Неужели не может решить задачу? Пройдите к доске, посмотрим, с чем связаны ваши затруднения.

Я не сообразила, что вызывают меня, пока Оленька не пихнула в бок и не прошипела: «Ну что же ты? Иди давай!» Вот ведь, не успела привыкнуть к фамилии Седых, теперь привыкай к новой. Класс зашумел, обсуждая, с чего учитель ко мне обратился именно так, а Аничкова даже решила восстановить справедливость в том виде, в котором её понимала:

— Андрей Андреевич, вы ошиблись. Седых даже из клана выставили за ненужностью.

— Аничкова, когда мне понадобится ваше мнение, я его спрошу. А пока, обратите внимание, я к вам не обращался, а на уроке посторонние разговоры запрещены.

— Но ведь… — расстроенно начала она.

— Смотрю, вы не успокоитесь, пока всё не выясните. Клан Рысьиных решил, что такой ценной особой, как Елизавета Рысьина, разбрасываться не стоит, о чём нам сообщили ещё вчера.

То-то на меня учителя так косились на уроках, но поскольку ни у кого не выдалось возможности поделиться с нашим классом столь потрясающей новостью, так теперь довольный математик отдувается сразу за всех. Девочки в классе удивлённо зашушукались, но скорее радостно, чем завистливо. Аничкова же скривилась, пробурчав нелестное мнение об умственных способностях главы нашего клана. И хотя я с ней была полностью согласна, спускать такое было нельзя, поскольку, оскорбляя мою родственницу и мой клан, целила на самом деле она в меня.

— Прости, что ты сказала? — Я задержалась у её парты и примерилась, что оттуда взять, чтобы опустить на голову противнице. — Я не расслышала.

— Прими мои поздравления, — буркнула она с таким видом, словно желала мне скорой и мучительной смерти. — Должно же тебе было хоть в чём-то повезти, если уж с остальным полнейшее фиаско. Занятия по магии забросила, решила, что бесполезно — и правильно.

Выглядела она такой довольной, что я не выдержала. Её ручку я подтянула щупами, которыми действовала теперь намного увереннее, сняла колпачок и под заворожённое молчание класса каллиграфически вывела на промокашке Аничковой: «Дура». Украсила парой завитушек и опустила ручку на стол.

— Я и без того знаю, что ты дура, — взвилась Аничкова. — Зачем об этом писать на моих вещах?

— Дура — это твоё второе имя, — любезно пояснила я. — Советую отстать от меня, если не хочешь, чтобы появилось третье.

— Рысьина, вы выйдете сегодня к доске? — уже с раздражением сказал Андрей Андреевич. — Барышни, не надо на моих уроках выяснять отношения. И вообще их не надо выяснять, вы же девушки, как вам не стыдно.

Мне стыдно не было ни капельки. По виду Аничковой было понятно, что и ей тоже. Но всё же мы обе пробормотали извинения не столько перед друг другом, сколько перед математиком, после чего я направилась к доске и решила ту злополучную задачу, из-за которой меня вызвали. Решение было столь лёгким, что я даже особо не напрягала голову, когда стучала мелом, выводя циферки. Ровные, красивые строчки ложились на поверхность доски, а я впервые задумалась, как так получилось, что у меня совершенно не поменялся почерк относительно той, первой Лизы. То есть меняться он начал, но только сейчас, через несколько недель: буквы становились всё более острыми, прежняя округлость уходила. Но если это была память тела, почему её не хватило на всё остальное? На те же танцы? Танцевать с Юрием мне всё так же не хотелось, но ведь я пообещала это делать только в том случае, если Строгова со мной позанимается. А она это может и позабыть…

Удрать из гимназии так, чтобы меня никто не заметил, не удалось. После занятий меня окружил весь класс, всем захотелось узнать, как получилось, что я, ничего не имевшая раньше, вдруг получила всё. Даже Аничкова маячила где-то за спинами. Но мне ответить было нечего. Нельзя было раскрывать ни то, что я — другая Лиза, ни то, что мне помог брат Оленьки. Этак если решат, что его просьба к Велесу помогает получить вторую ипостась, в загородном доме Хомяковых будет не протолкнуться от девиц, пытающихся прибрать к рукам перспективного подпоручика. Я промямлила что-то про пробудившиеся резервы организма после попытки моего убийства, Оленька меня горячо поддержала. Тоже наверняка поняла потенциальную опасность для семьи.

— Везёт же некоторым, — неприязненно процедила Аничкова.

— Ничего себе везёт! — возмутилась Строгова. — Её мама погибла, сама Лиза хоть и не умерла, потеряла память. Какое тут везенье? Как тебе не стыдно!

— А вот и не стыдно. Это ей должно быть стыдно. Сама говоришь, у неё мама умерла, а она на танцы собирается. Значит, не очень-то и горюет. В клан взяли, про остальное можно и забыть, да?

В самом деле, я же наверняка должна выдерживать какой-то траур? Я растерянно посмотрела на Строгову, но та, почувствовав, что я могу вообще не прийти, сурово взглянула на Аничкову и сразу за меня вступилась:

— Она танцевать не собиралась. Соглашалась только мороженое продавать. Это я её уговорила на мазурку.

— Ну вот, — победно бросила Аничкова. — Ты уговорила на мазурку, другой — на вальс. Так она весь вечер протанцует, ни о чём не переживая.

— На мазурку она согласилась, потому что поручик Рысьин не хотел покупать билет без её согласия на танец, — тихо сказала Яцкевич. — И Лиза согласилась лишь после того, как он взял у Анны все шесть оставшихся билетов.

— Шесть? К нам придёт шесть офицеров? — оживился кто-то. — Вот здорово. Нужно будет в карточке оставить свободные танцы на всякий случай.

— Может, он не захочет передавать билеты, — остудила пыл оживившихся девушек Строгова. — Так что много не оставляйте. Два он уже танцует со мной.

Однако… Смотрю, Анна времени не теряет. Впрочем, наверное, я просто несправедлива к Юрию: с точки зрения наших гимназисток, он весьма и весьма. Молодой, свободный, красивый офицер, да ещё из крупного клана. Редкая удача.

— Два? — возмутилась та, что недавно обрадовалась возможности потанцевать с офицером. — Это нечестно. Если больше никто не придёт, ты должна один уступить.

— Вот ещё.

Строгова посмотрела так, что никто не усомнился: отказываться от одного танца в пользу общества она не собирается. Кто офицерам всучивает билеты, тот с ними и танцует. Пусть жалкие неудачницы заводят себе партнёров сами, если уж пристроить платные билеты в приличные руки не могут.

— Совесть надо иметь, — пробурчала разочарованная девушка.

— Вот именно, — отбрила Строгова. — А то как билеты распространять, так отлыниваешь, а как танцевать — так первая. — Она отвернулась, показывая, что разговор окончен. К сожалению, её взгляд тут же упёрся в меня. — Лиза, я обещала тебе помощь с мазуркой, — хищно сказала она. — От своих слов я никогда не отказываюсь.