— Похоже, ты прав, — ответил Бёртон, поглядев на море искаженных злобой лиц. Траунс и Честен стали пробиваться сквозь толпу, таща за собой своего пленника. Они протискивались мимо людей с лицами, перекошенными от ярости, а те ругали и оскорбляли их.

— Привет Герберт, — сказал Суинберн, который только заметил Спенсера. — Интригующе, да? Ты можешь сопротивляться влиянию? Я — да!

— Алджи, — спросил Бёртон, — что ты несешь?

— Меня пытаются заставить поверить, что вот эта связка жирных кишок и есть Роджер Тичборн! — ответил поэт. — Я чувствую, как они тычутся в мою голову. Но на сей раз им это не удалось! — Он поднял руки и потряс кулаками в воздухе: — Чертовы призраки, я вам не дамся!

Фиджет снова его укусил.

— Агр-рх!

— Перестань, пьяная задница, — оборвал его Бёртон, — успокойся! И пошли отсюда, пока еще не поздно!

Суинберн покачнулся.

— Черт побери! Я совершенно пьян, — проворчал он, нащупывая фляжку. Все трое и Фиджет последовали за двумя полицейскими. Где бы они ни проходили, на них обрушивался вал оскорблений. Перед Бёртоном возник какой-то большой бородатый парень и попытался ударить его в челюсть. Королевский агент пригнулся, пропуская удар над собой, и со страшной силой ударил бородача в живот.

— Ублюдок! — крикнул кто-то. Над суконными шляпами зазвенел голос Кенили:

— Вы слышали слова моего клиента. Я уже говорил и повторю: это заговор! Правительство пытается обвинить человека, прекрасно зная, что он не совершал никаких преступлений! И ясно, почему: они хотят сохранить огромное поместье Тичборнов в руках Арунделлов и Даути, но все знают, что представителей этих двух семей можно найти чуть ли не во всех частях английского общества. Католические семейства! Католики! Неужели мы допустим это?

— Нет! — взревела толпа.

Траунс и Честен, таща за собой извивающегося Джеба, уже почти вырвались из толпы. Спенсер, Суинберн и Бёртон с Фиджетом следовали за ними. Бёртон заметил, что четверо молодых джентльменов, которых он видел несколько минут назад, опять оказались в руках громил. Те сбросили шляпы юношей на землю и потоптались по ним, а трости сломали. Только Бёртон решил отправиться к ним на помощь, как от толпы отделились несколько человек и, подбежав к Траунсу и Честену, набросились на них с кулаками. Кряжистый тип ударил Траунса в затылок — полицейский упал. Бёртон подбежал к бандиту, схватил его сзади за пояс и швырнул на землю. Тем временем Джеб, чью левую руку железной хваткой держал Честен, извернулся и ударил полицейского освободившейся правой. Честен успел откинуть голову назад, удар просвистел мимо, и полисмен с силой ударил Джеба дубинкой по ребрам. Здоровяк застонал и повалился на колени. Траунс, пытавшийся подняться на ноги, перехватил сапог, летевший ему в лицо, и с силой крутанул его. Человек, с чьей ноги сняли сапог, грохнулся наземь. Какой-то неприятный парень запустил пальцы в плечо Честена. Бёртон схватил его за воротник, развернул и отправил в толпу тех, кто торопился повеселиться. Все они бесформенной грудой повалились на землю.

— Хватай Суинберна и тащи его отсюда! — рявкнул Бёртон Спенсеру. Философ шагнул к поэту, но споткнулся, когда невысокий жилистый человек ударил его по лбу железной палкой. Спенсер рухнул на Суинберна, и они оба упали на траву. Посмотрев вверх, Суинберн увидел, что у напавшего на них человека огромный нос.

— Тысяча чертей! Да это же Винсент Снид! — воскликнул он. Именно Снид был его хозяином, когда поэт маскировался под трубочиста во время расследования дела Джека-Попрыгунчика. — Привет, Рубильник!

В поросячьих глазках Снида сверкнули искры злобы:

— Как ты, сука, назвал меня? — прошипел он. — Рубильник, да? Рубильник? Эй ты, чертова кукла, ты кто?.. — И тут его глаза расширились. — Ни хрена себе! Это ты? Тот самый проклятый молокосос, который бросил меня в беде?

— И с большой радостью, ты, бессердечный мерзавец! — заявил Суинберн, вскакивая на ноги. — Но за каким дьяволом ты перебрался сюда из Ист-Энда?

Снид выставил вперед свою тощую грудь и гордо объявил:

— Теперь я чистильщик воронок!

Чистильщики воронок работали на огромных винтокораблях технологистов, прочищая все трубы и дымоходы. Эта работа, безусловно, была шагом вперед для скромного мастера-трубочиста: за нее платили достаточно хорошо — человек мог выбраться из трущоб и снять более приличное, хотя и дешевое, жилье.

Взгляд Снида пробежал по модному костюму, пиджаку и брюкам коротышки.

— Чо эт-ты вырядился, как чертов джентльмен?

— Потому что, мистер Рубильник, — ответил Суинберн, — так получилось, что я… ик!.. и есть джентльмен! И как таковой считаю своим моральным долгом…

Не потрудившись закончить фразу, Суинберн испустил пронзительный крик, низко пригнул голову, бросился вперед и ударил лбом прямо в живот Снида. От недостатка воздуха ошеломленный кокни[104]застонал, но сумел ухватить поэта за пояс и поднять вверх ногами.

— Ну, мелкая крыса, я… — начал он.

— Нет, не ты! — крикнул Герберт Спенсер и заплел его ноги снизу. Трубочист упал на спину, и плечо Суинберна поразило его в пах.

— Уф-ф! — только и сумел выдохнуть Снид, и, когда поэт скатился с него, свернулся в клубок и остался лежать на траве; его рвало.

— Ха! Это научит тебя, грязная свинья! — Поэт принял стойку, которую считал боксерской, и, покачиваясь, крикнул: — Вставай, и я снова положу тебя на землю!

— Прошу прощения за непочтительную речь, — прервал его Спенсер, схватив за запястье, — но тебе не выстоять против этого негодяя и пяти секунд. Так что дуй за мной подальше от этой заварушки!

— Что? Ну нет! Я хочу разбить его чертов нос, Герберт! Этот злодей жестоко бил меня, когда я…

Следующие слова Суинберна утонули в шуме нарастающей драки, и Спенсер потащил его к краю толпы. Снид, который наконец сумел сделать вдох, заорал ему вслед:

— Я достану тебя, мелкий урод! Мы еще увидимся, и, клянусь дьяволом, я поджарю тебя живым на медленном огне!

Бёртон тем временем помог Траунсу встать на ноги:

— Траунс, скорей! Честен, брось этого парня! Бежим!

— Он арестован! — запротестовал сильно потрепанный Честен.

— От него слишком много проблем! — крикнул Бёртон и подобрал с земли Фиджета. Появился Герберт, тащивший за собой Суинберна.

— А-аргх! — крикнул поэт, потом он вырвался из рук философа, размахнулся, изо всех сил треснул воздух, споткнулся и упал. Спенсер подобрал его и вскинул на плечо. Бёртон и его товарищи бросились из толпы. Рабочие выкрикивали оскорбления и потрясали кулаками.

— Черт побери, что происходит? — выдохнул Траунс.

— Начинается бунт, — сказал Бёртон, — и мы должны уносить ноги. Как ты? Тебя очень сильно ударили по голове.