Император Адриан, приходившийся ему дальним родственником, покровительствовал Марку с самого детства. На восьмом году он записал его в коллегию жрецов-салиев. Будучи салием, Марк выучил все священные песни, на праздниках был первым запевалой, выступающим и руководителем. На пятнадцатом году Адриан помолвил его с дочерью Луция Цейония Коммода. Когда умер Луций Цезарь, Адриан стал искать наследника императорской власти. Он очень хотел сделать Марка преемником, но оставил эту мысль из-за его молодости. Император усыновил Антонина Пия, однако с тем условием, чтобы сам Пий усыновил Марка и Луция Вера. Таким образом, он как бы заранее готовил Марка в преемники самому Антонину. Говорят, что Марк принял усыновление с большой неохотой, а домашним жаловался, что вынужден сменить счастливую жизнь философа на тягостное существование наследника принцепса. Тогда он впервые вместо Анния стал называться Аврелием. Адриан сразу наметил своего приемного внука в квесторы, хотя Марк и не достиг еще положенного возраста.

Когда Антонин Пий в 138 году сделался императором, он расстроил помолвку Марка Аврелия с Цейонией и женил его на своей дочери Фаустине. Затем он пожаловал его титулом цезаря и назначил консулом на 140 год. Несмотря на его сопротивление, император окружил Марка подобающей ему роскошью, велел поселиться во дворце Тиберия и принял в 145 году в коллегию жрецов. Когда же у Марка Аврелия родилась дочь, Антонин вручил ему трибунские полномочия и проконсульскую власть вне Рима. Марк достиг такого влияния, что Антонин никогда никого не продвигал без согласия приемного сына. В течение двадцати трех лет, которые Марк Аврелий провел в доме императора, он выказывал к нему такое почтение и послушание, что между ними не было ни одной размолвки. Умирая в 161 году, Антонин Пий без колебания объявил Марка своим преемником.

Приняв власть, Марк Аврелий, по завещанию Адриана и Антонина, немедленно назначил своим соправителем Луция Вера с титулами августа и цезаря, и с этого времени они совместно управляли государством. Тогда впервые Римская империя стала иметь двух императоров – августов. Правление их было отмечено тяжелыми войнами с внешними врагами, эпидемиями и стихийными бедствиями.

В самом начале правления Марка Аврелия зашевелились варварские племена на севере: в Британии и Германии. Германское племя хаттов даже перешло границу и подвергло опустошению римские пограничные области. Еще опаснее было положение в восточных провинциях. В последние годы правления Антонина началась война с парфянами из-за Армении. Римские войска потерпели поражение в Армении, и парфяне вторглись в Сирию. В 162 году Марк отправил туда свежие войска под верховным командованием своего соправителя Луция Вера. Последний, правда, лично не принимал почти никакого участия в руководстве операциями, но его полководцам Авидию Кассию и Стацию Приску удалось вытеснить парфян из Сирии, занять Армению, а к 165 году – даже Месопотамию. Но в это время на Востоке начался голод и вспыхнула эпидемия чумы, что сделало невозможным продолжение военных действий. С парфянами пришлось заключить мир, причем римляне удержали за собой только часть завоеванной территории. Армия вернулась домой, оба императора отпраздновали триумф и наградили себя титулами «Парфянский», «Армянский» и «Величайший». Однако внутреннее положение Империи резко ухудшилось. Возвратившиеся войска принесли с собой чуму, которая распространилась по всей Империи и в течение нескольких лет свирепствовала в Италии и в западных провинциях. В 174–175 годах началось огромное крестьянское восстание в Египте. Восставшие разбили римские отряды и чуть было не захватили Александрию. Только сирийскому наместнику Авидию Кассию, подоспевшему с войсками, удалось спасти положение. Неспокойно было и в Галлии, а Испания подверглась опустошительным набегам мавретанских племен из Африки.

«Делами, – как говорит тот же Капитолии, – он занимался помногу и очень вдумчиво, сделав в государственном механизме много полезных улучшений. Тем временем парфяне были побеждены, но, возвращаясь из Месопотамии, римляне занесли в Италию чуму. Зараза быстро распространилась и свирепствовала с такой силой, что трупы вывозили из города на телегах. Тогда Марк Аврелий установил очень строгие правила насчет погребений, запретив хоронить в черте города. Многих бедняков он похоронил за государственный счет. А между тем началась новая, еще более опасная война». Грозная опасность надвигалась с дунайской границы. Еще во время Парфянской войны там началась затяжная борьба с германскими и сарматскими племенами маркоманов, квадов, язигов и других народов, живших к северу от Дуная. В 167 году они прорвали дунайскую границу и хлынули на территорию Империи, опустошая пограничные провинции. Борьба с ними крайне затруднялась чумой и жестоким финансовым кризисом, охватившим Империю. Передовые отряды варваров проникли даже в Северную Италию. Пришлось мобилизовать все силы государства. В войска зачисляли рабов и гладиаторов. Марк Аврелий пожертвовал на нужды войны свои личные драгоценности. Вот что по этому поводу пишет Капитолии: «Истощив на эту войну всю свою казну, император даже не подумал требовать от провинций каких-нибудь чрезвычайных поборов. Вместо этого он устроил на форуме Траяна торги принадлежащих императору предметов роскоши: он продал золотые и хрустальные бокалы, императорские сосуды, шелковую золоченую одежду жены, даже драгоценные камни, которые он нашел в большом количестве в потайной сокровищнице Адриана. Эта распродажа длилась два месяца и принесла столько золота, что он мог успешно продолжить борьбу с маркоманами и сарматами на их собственной земле, добиться многих побед и достойно наградить своих воинов».

С большим трудом варваров отбросили к границе. Затем римские войска под личным руководством обоих императоров (впрочем, Луций Вер умер в начале войны) перешли в наступление. Борьба приняла крайне упорный характер. Варвары не раз наносили поражения римлянам, повторялись их набеги и на Италию. Однако Римское государство сохранило еще достаточно сил для того, чтобы на этот раз справиться с опасностью. К середине 70-х годов маркоманы, квады и язиги были вынуждены подчиниться. У них отобрали узкую полосу земли вдоль границы, причем они обязались поставлять Риму вспомогательные отряды. Часть пленных была поселена на римской территории в качестве военных колонистов: они должны были обрабатывать землю и вместе с тем служить в римских войсках. Эта мера, ввиду уменьшения и обнищания населения, была одним из способов увеличить обороноспособность Империи, и к ней не раз прибегали и преемники Марка Аврелия. Но в дальнейшем она послужила одной из предпосылок «варваризации» Империи и упадка ее военной мощи. Вернувшись в Рим в 172 году, Марк Аврелий отпраздновал триумф.

Войну на Дунае пришлось закончить далеко не так, как хотелось бы императору. Он уже собирался образовать за Дунаем новые провинции, Маркоманию и Сарматию, но в 175 году вспыхнул мятеж в Египте, где наместник Сирии Авидий Кассий, получив ложные известия о смерти Марка, провозгласил себя императором. Значительная часть восточных провинций признала его. Тревожные события на Востоке заставили Марка поторопиться с заключением мира. Однако прежде чем Аврелий успел прибыть на Восток, узурпатор после 3 месяцев правления был убит своими же сторонниками. Марк Аврелий, добравшись наконец до Александрии, во всем разобрался, очень милостиво обошелся с воинами Кассия и самими египтянами. Родственников Кассия он вообще запретил преследовать. В следующем году император вернулся в Рим, но уже в 178 году был вынужден снова отправиться на Дунай, где опять восстали маркоманы и квады. На этот раз борьба с ними началась гораздо успешнее, но прежде чем она была окончательно завершена, Марк Аврелий умер, заразившись чумой в Виндобоне (современная Вена) в марте 180 года. Капитолии с восхищением описывает последние часы императора. «Незадолго до своей кончины он призвал своих друзей и беседовал с ними, смеясь над бренностью человеческих дел и выражая презрение к смерти. Правда, по другой версии, его сын Коммод задушил Марка Аврелия, так как тот начал поправляться после болезни, что совсем не устраивало Коммода, уже почувствовававшего себя императором. Вообще, на протяжении всей своей жизни он отличался таким спокойствием духа, что выражение его лица никогда не менялось ни от горя, ни от радости. Кончину свою он принял также спокойно и мужественно, ибо не только по роду занятий, но и по духу был истинным философом».