Похоже, что природа тех самых темных сил, которые так злобно гнетут расследование дела Литвиненко, несколько проясняется?

Настаивать на своем праве на инквест было непростым решением для Марины. Ее друзья в следственном управлении Скотланд-Ярда были категорически против. «Мы – полиция, – говорили они. – Пока подозреваемый не задержан и не доставлен в суд в наручниках, мы против обнародования доказательств, улик, имен свидетелей. Для нас это вопрос принципа.»

Министр иностранных дел дважды беседовал с Мариной. «Мы никогда не откажемся от требования экстрадиции подозреваемого», торжественно заявил он. Но это было все. Правительство недвусмысленно дало ей понять, что не хочет, чтобы она раскачивала лодку британской дипломатии своими требованиями полного разбирательства. Марина чувствовала себя между двух огней. Друзья Саши – Борис, Ахмед и я мягко, но настойчиво убеждали ее потребовать полного раскрытия всех материалов, касающихся заказчиков убийства.

Есть старый афоризм: кто хочет работать – ищет возможность, кто не хочет – ищет предлог. Полиция (прекрасно понимающая, что без весомых доказательств «подозреваемого» никто не будет задерживать и доставлять куда-либо в наручниках) нашла прекрасный предлог для того, чтобы не расследовать «дело Литвиненко». Кто хочет расследовать – расследует, кто не хочет – требует «экстрадиции подозреваемого». (Впрочем, вся эта шулерская логика уже подробно разобрана в главе 7.)

Итак, с позицией британского правительства все ясно – а вот с позицией друзей Саши все намного интереснее. Если им верить – то они всегда требовали «полного раскрытия материалов». Стоит ли этому верить, мы увидим чуть ниже.

Ей было трудно согласиться заново пережить и публично обсуждать агонию последних дней Саши, снова попасть в центр внимания СМИ – именно сейчас, когда после пяти одиноких, целиком посвященных сыну лет, она наконец решилась на какую-то собственную личную жизнь.

В течение нескольких месяцев она молча выслушивала аргументы убежденных в своей правоте мужчин, тянувших ее в разные стороны. И наконец она решилась: она сделает так как хотел бы Саша. Последней каплей, утвердившей ее в этом, был визит премьер-министра Дэвида Камерона в Москву, когда она увидела по телевизору, как в первый раз после убийства британское официальное лицо пожимает руку Путину.

Попробуем поверить в глубину и искренность чувств вдовы покойного, своими глазами увидевшей беспринципность британской политики. (Хотя, честно говоря: столько лет не замечать патологическое лицемерие британской внешней политики? Это же примерно то же самое, что и считать Землю – плоской, небеса – твердыми, а источником новорожденных младенцев – аистов и капусту.) Однако, исходя из логики, Марине Литвиненко следовало бы возмущаться, если б Дэвид Кэмерон перед камерой пожал руку Луговому. Ибо британские власти, как мы помним, официально обвиняют Лугового, а вовсе не Путина. Если же британские власти здесь неправы – то возмущаться ей следовало бы не сейчас, а пять лет назад. И в любом случае, если она так возмущена британскими властями – почему не потребует международного, не подконтрольного британским властям расследования «полониевого дела»? Обвинять британские власти в неискренности, и при этом громко «требовать» от них искреннего ответа? Это либо шизофрения – либо лицемерная игра на публику.

С этого момента Марина перешла в наступление: если она не добьется полноценного дознания, в котором будет получен ответ на вопрос о мотивах и заказчиках убийства ее мужа, она дойдет до Верховного суда Великобритании, а если и там не добьется своего, то подаст иск в Европейский суд в Страсбурге о том, что правительство Ее Величества не выполнило своих обязательств перед ней, как гражданкой. Она не успокоится, пока не узнает всю правду. Что оке касается ущерба для британской внешней политики, то виновата в этом будет не она, а те, кто отправил в Лондон Лугового с радиоактивным оружием в багаже.

Стоп. Надо ли понимать это как признание, что все ранее сказанное Гольдфарбом и Мариной Литвиненко о «мотивах» и «заказчиках» – это вранье?

Что же касается «ущерба для британской внешней политики», то в нем, как нам кажется, виновата в первую очередь сама британская внешняя политика – базирующаяся на таких инструментах, как ложь и блеф.

Накануне слушаний мы узнали, что Луговой будет представлен в инквесте лондонскими адвокатами и даст показания по видеосвязи из Москвы. Все эти годы он, находясь под двойной защитой депутатского кресла и личного покровительства Путина, потешался над английскими следователями: их обвинения, утверждал он, политически мотивированны и сфабрикованы для прикрытия убийства, которое на самом деле совершил Березовский или Ми-6 или они вместе.

Довольно интересное признание: выходит, еще за день до слушаний они понятия не имели, что в нем примет участие и Луговой. Полагаем, что известие об этом стало для друзей Литвиненко очень неприятным сюрпризом. (Ну а о том, что на самом деле утверждал Луговой – мы уже писали в пункте 7.7.).

Сложилась парадоксальная ситуация: адвокаты Лугового поддержали требование Марины провести широкое дознание, а им обоим противостояли адвокаты правительства. Позиция Лугового была понятна; ведь если Марине удастся доказать, что за убийством стоит российское государство, то наконец-то всем станет ясно, что если он и убил, то по заданию Родины.

Вариант «если он вообще никого не убивал» – Гольдфарб, конечно, не рассматривает?

Правительство же выступило максимально жестко: убийство Литвиненко – «обычное уголовное дело» и нет никаких оснований утверждать, что за этим стоит какое-либо государство. Соответственно нет признаков нарушения прав человека, а значит, согласно закону, коронер должен отказать в проведении полноценного дознания и ограничиться рассмотрением медицинского заключения о смерти. Все остальное – прерогатива полиции.

Стоп. Опять-таки, следует ли из этого, что британское правительство автоматически признало Березовского, Гольдфарба, Марину Литвиненко (и еще очень многих из круга друзей Литвиненко) виновными в клевете? Ибо, если «нет никаких оснований утверждать, что за этим стоит какое-то государство» – значит, все их инсинуации в адрес России являются клеветой? А почему же тогда они не привлечены к уголовной ответственности за диффамацию?

(Впрочем, британская логика и без того забавна. Стало быть, убийство «с нарушением прав человека» можно расследовать, а без нарушения оных – нельзя? Наверное, чтоб это понимать, необходимо родиться британцем.)

Затаив дыхание, зал, переполненный журналистами, слушал перепалку между адвокатами Марины и правительства о том, что же здесь, собственно, подлежит рассмотрению – нераскрытое убийство одним русским другого или первый в истории радиоактивный теракт на улицах Лондона?