Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чу Ваньнин быстро одернул его:
— Мо Жань... ты с ума сошел? Тогда в Цайде мы действовали в соответствии со сложившимися обстоятельствами[115.13]. Ту шутку нельзя расценивать как…
— А почему нельзя? – Мо Жань говорил решительно и без тени сомнения, словно он был совершенно уверен в своих словах. — Мы выпили вино из брачных кубков, мы поклонились друг другу, земле и небу, а также нашим предкам. Так почему я должен расценивать это как шутку?
— Мо Жань..!
Тысячи лет, что Четвертый Призрачный Князь провел в Аду, каждый день был похож на предыдущий. Все местные развлечения давно приелись, и он очень скучал. И тут вдруг перед его глазами развернулся такой увлекательный спор. Старому демону это показалось весьма забавным и, устроившись поудобнее и подперев щеку рукой, тот теперь внимательно слушал их перепалку. Он похлопал по бедру сидящую рядом красавицу, чтобы она продолжила кормить его засахаренными фруктами, и, жуя, изрек:
— Если исход будет благоприятный для обоих, то можете идти, отпущу вас без помех. Но если умрете, то помните, что вы сами навлекли на себя эту беду.
— Премного благодарен, – поблагодарил его Мо Жань.
Главный вход в резиденцию был прикрыт полупрозрачным, колышущимся подобно водной глади бледно-фиолетовым мерцающим барьером. Очевидно, именно он должен был преградить путь беглым душам. Чем ближе подходил Чу Ваньнин к этому барьеру, тем сильнее было его внутреннее сопротивление. Этот неуч[115.14] приплел сюда тот невнятный посмертный брак, как можно вообще рассчитывать на что-то такое…
Но Мо Жань, который уверенно шел рядом, склонившись к нему, прошептал:
— Учитель, не стоит волноваться, наши брачные клятвы точно сработают.
— Да как они могут сработать?!
— Послушайте меня всего один раз, я точно знаю, о чем говорю, – сказал Мо Жань, ободряюще сжав пальцы Чу Ваньнина в своей руке, но вот только ладонь его была влажной от пота. — Даже если все кончится плохо, я разделю вашу судьбу, Учитель.
Чу Ваньнин содрогнулся. Глаза феникса с удивлением воззрились на Мо Жаня, словно до этого дня он никогда не видел его.
Мо Жань повернулся к нему и улыбнулся, продемонстрировав милые ямочки на щеках:
— Я в неоплатном долгу перед Учителем, и на этот раз я не оставлю его одного.
Чу Ваньнин долго молчал, а потом еле слышно прошептал:
— Почему?
— А вы, Учитель, почему?
Чу Ваньнин опустил ресницы и мягко вздохнул, больше не пытаясь отстраниться от Мо Жаня. Два человека, взявшись за руки, стояли перед магическим барьером, по которому то и дело пробегали вспышки фиолетовых молний. В надежде увидеть зрелище за спиной у них собралась целая толпа всевозможной нечисти.
— Идем?
— Идем.
Неизвестно, кто первый схватил другого за руку, вцепившись в нее мертвой хваткой. Холодные как лед пальцы переплелись с обжигающими, как крутой кипяток, влажная от пота ладонь доверчиво обхватила ту, что была суха и безжизненна, бледная кожа плотно прижалась к коже цвета спелой пшеницы.
Бушевал небесный огонь, гром ревел подобно дикому зверю.
Этот магический барьер был похож на неукротимый бушующий поток, который обрушился на них подобно водопаду, когда они вошли в него почти одновременно. Это была невероятная и яростная сила, способная повернуть реки вспять и сдвинуть горы, легко сломав две души, как нежные бамбуковые стебли. Казалось, еще мгновение, и те, что осмелились бросить вызов Вратам Жизни и Смерти, будут разорваны на куски, сожжены и развеяны пеплом по ветру.
Ярчайшая вспышка от удара молнии на мгновение ослепила всех, залив все вокруг белым светом.
Понимая, что еще мгновение, и вся ярость стихии обрушится на них, Мо Жань мысленно пообещал себе, что если они выберутся, он отныне будет только уважать и оберегать Чу Ваньнина, впредь не позволит себе быть непослушным и непочтительным и никогда больше не осквернит Учителя даже в мыслях.
Но именно в этот момент, находясь на границе жизни и смерти, ему вдруг нестерпимо захотелось снова увидеть лицо Чу Ваньнина.
Однако, повернув голову, он обнаружил, что внутри барьера, сквозь пронизанный молниями ливень, Чу Ваньнин тоже смотрит на него.
Острый взгляд красивых глаз, который обычно был исполнен ярости, решительности, сожаления, ненависти и вынужденной сдержанности… сейчас, когда в любую секунду он мог погаснуть навеки, был совершенно спокоен и безмятежен.
И еще, возможно, это был не более, чем обман зрения...
Была там и привязанность, глубокая и искренняя[115.15].
Раньше Мо Жань никогда не видел в глазах Чу Ваньнина ничего похожего. Выстроенные в его разуме каменные стены с громким гулом рухнули, и из-под обломков, пробившись сквозь скальную породу, вдруг проросла страстная и неудержимая любовь. У него даже не было времени разобраться, что это было за чувство, он знал лишь, что от него его кровь закипает, а душа и сердце сгорают в огне.
Среди грохочущего грома и сверкающих молний он без раздумий протянул руки и заключил Чу Ваньнина в крепкие объятия.
Бешено колотящееся сердце столкнулось с трепещущей душой.
Грудь ударилась о грудь.
Спускаясь в Призрачное Царство, он собирался лишь вернуть Чу Ваньнина и даже мысли не допускал о том, чтобы умереть вместе с ним. Мо Жань всегда чувствовал, что человек, которого он любит, это Ши Мэй, и если он и захочет разделить с кем-то жизнь и смерть, то, конечно, это будет именно он.
Однако теперь, перед лицом смертельной опасности, все, что было раньше, стало несущественным.
Сейчас, сжимая этого человека в своих объятиях, Мо Жань невольно подумал о том, как хочется ему вдавить в свою плоть и кровь это призрачное тело, спрятать эту душу внутри собственной души.
Чу Ваньнин.
Я останусь с тобой.
Я…
— Ох, надо же, вот никак не ожидал, что вы парочка преследуемых злым роком супругов[115.16], — в этот момент шутливый возглас достиг их ушей. — Этот князь вопреки ожиданиям ошибся с душой? Кто мог подумать, что душа этого заклинателя по всем правилам связана с тобой брачными клятвами и тремя поклонами?
Мо Жань тут же открыл глаза.
Устрашающие молнии, которые должны были разорвать их в клочья, успели превратиться в тысячи семян одуванчика. Похожие на большие кружащиеся в танце снежинки, они парили в