одна из душ ему не принадлежит, — немного поколебавшись, Мо Жань все же нерешительно продолжил. — Но все четыре души, что я видел, внешне выглядели как Учитель, так что я думаю… Возможно, ранее в жизни Учителя случилось что-то, изменившее его судьбу…

Чу Ваньнин какое-то время молчал, задумавшись о чем-то. В какой-то момент, казалось, в его глазах вспыхнула догадка, но он тут же отвел взгляд и ответил:

— Нет, ничего такого не припомню.

Казалось, внутренние сомнения все же не оставили его. Поразмыслив, он все же спросил:

— У меня правда четыре души?

— Да.

— …

Чу Ваньнин видимо тоже не знал, почему так получилось, поэтому вздохнул:

— Так или иначе сейчас найти ответ на этот вопрос мне не по силам, кроме того, это ни на что не влияет, так что оставим данный вопрос на потом.

Сохраняя меры предосторожности и постоянно оглядываясь, они шли вдоль стены резиденции, пытаясь найти лазейку в чарах, наложенных Четвертым Призрачным Князем.

— Все без исключения магические барьеры обязательно имеют свое слабое место, — сказал Чу Ваньнин. Он вплотную подошел к стене и погладил пальцами грубую каменную кладку. Отливающие синевой полупрозрачные барьерные чары покрывали стену, как водная гладь. Закрыв глаза, Чу Ваньнин гладил камни стены, по которым тек магический поток, но лишенный своей духовной силы, так и не смог ничего почувствовать. В конце концов он расстроенно опустил руки, признавая поражение, и покачал головой:

— Моя душа не полна. Из-за того, что мне не хватает духовных сил, я не уверен, что мы успеем найти брешь в этом барьере за такое короткое время.

— Учитель, может, вы скажете мне, что нужно делать, и я попробую?

— Не получится. Техника работы с магическими барьерами довольно сложна, так что потребуется не день и не два, чтобы обучиться ей.

Мо Жань настаивал:

— В таком случае может объясните, как найти слабость в барьерных чарах? Тогда, проверив все стены, одну за другой, мы сможем найти уязвимое место.

— ...У каждого магического барьера слабое место выглядит по своему, поэтому определить его, не изучив всю поверхность, невозможно. Но если мы будем, как ты предлагаешь, проверять все стены одну за другой, то просто потратим время впустую.

— Дайте мне хотя бы попробовать, — рассмеялся Мо Жань, — а вдруг мне повезет?

Чу Ваньнин уже открыл рот, собираясь что-то ответить, когда краем глаза заметил белую тень, быстро скрывшуюся за углом. Нахмурив брови, он по привычке вытянул руку, собираясь призвать Тяньвэнь, но, естественно, божественное оружие не откликнулось на его зов. Переменившись в лице, он раздраженно крикнул:

— Кто там?!

Белая тень тут же пустилась в бега.

Но разве мог Мо Жань позволить этой душе сбежать? Одним прыжком он преодолел разделяющее их пространство, и быстро скрутил призрака: зажал ему рот рукой, чтобы тот не мог их выдать, и, заломив руки за спину, ударом ноги под колени заставил рухнуть на землю. Присмотревшись к пленнику, он вмиг воспылал диким гневом[116.10].

— Жун Цзю!..

Перед ним на коленях стоял хрупкий белокожий юноша, который сейчас был похож на гибкую иву, согнутую ураганным ветром. Во влажных глазах было упрямство и нежелание покориться, с губ не сорвалось ни единого звука.

Мо Жань сердито спросил:

— Снова хочешь донести на меня? Ты правда думаешь, что я не убью тебя?!

Чу Ваньнин подошел к ним. Он никогда раньше не видел Жун Цзю и, взглянув на него сверху вниз, спросил Мо Жаня:

— Ты знаешь его?

Мо Жань не знал, что сказать. Он прекрасно помнил, что оба совершенных им в прошлом году преступления, грабеж и разврат, были связаны с Жун Цзю. За них Чу Ваньнин публично осудил и наказал его на Платформе Шаньэ на глазах всех учеников Пика Сышэн. Тогда он искренне считал Учителя жестоким и безжалостным человеком и затаил на него глубокую обиду, а сейчас, столкнувшись со старым неоплаченным долгом, просто не находил себе места от стыда.

Но Чу Ваньнин не почувствовал ничего странного. Решив, что этот юноша просто старый знакомый Мо Жаня, он сказал:

— Раз уж он последовал за нами, тогда не будем оставлять его здесь. Когда найдем выход, возьмем с собой, — бросив на Жун Цзю еще один внимательный взгляд, он добавил. — Для человека, ставшего призраком, правильнее всего как можно скорее вернуться в круг перевоплощений.

Мо Жань молчал.

Жун Цзю поначалу пришел в смятение от слов Чу Ваньнина, но шокированное выражение на его лице быстро сменилось обворожительной улыбкой. Чуть склонив голову набок, он заговорщически подмигнул Мо Жаню:

— Это и есть Учитель?

— Какой он тебе Учитель? С чего ты вдруг решил, что можешь так к нему обращаться? – тут же вспылил Мо Жань. — Это мой Учитель!

Обуреваемый завистью и ненавистью Жун Цзю не мог не использовать эту возможность, чтобы еще больше разозлить Мо Жаня. Растягивая слова, он протянул:

— Ммм, мой учитель.

— Ты…

Наконец и Чу Ваньнин понял, что что-то тут не так и решил вмешаться:

— Мо Жань, у вас с ним какие-то старые счеты?

— Мы…

Жун Цзю рассмеялся:

— Да ладно, Учитель, не будьте так строги к нему. На самом деле у нас не старые счеты[116.11], а скорее старая дружба[116.12], только и всего!

Слова его звучали довольно двусмысленно, не говоря уже о тоне, каким они были произнесены. Чу Ваньнин не сказал ни слова. Хотя со стороны весь его облик выражал безразличие, но чуть прищуренные глаза, неодобрительно поджатые губы и нахмуренные брови выдавали его истинные чувства. Полжизни проработавший в борделе Жун Цзю давно научился улавливать мельчайшие изменения мимики людей. Читая по чистому лицу Чу Ваньнина, как по открытой книге, разве мог он не заметить обуревающие его чувства?

В своем сердце он был по-настоящему поражен. Уж кому, как не ему было знать, что от природы Мо Жань довольно любвеобильный и дерзкий настолько, чтобы с легкостью мог бросить вызов всему миру, возжелав собственного учителя. Но кто мог предположить, что и этот праведник[116.13] совсем не собирался отвергать Мо Жаня, так что эти отношения точно нельзя было назвать эгоистичной[116.14] неразделенной любовью[116.15].

… Этот Пик Сышэн настоящая клоака.

Даже в такой критической ситуации Жун Цзю не мог не сокрушаться по поводу того, что казалось даже такому развратному человеку