Я не общался с другими музыкантами. Я знаю, что это звучит странно. В конце концов, если вы чем-то увлекаетесь, почему бы не иметь друзей, у которых те же интересы? Но почему-то я дружил только с теми ребятами, с кем учился в школе.

Они, конечно, любили ходить в клубы и танцевать с девчонками под хорошую музыку, но сами по себе не были музыкальны. Они никогда не хотели ни исполнять, ни сочинять музыку. Так что ничего не менялось.

Они работали в разных местах, и некоторые тоже были водителями. Когда мы собирались вместе, мы говорили и об этом, и об отпусках, и о любимых командах, а иногда мы все собирались заняться бегом трусцой или гимнастикой, потому что все мы отсидели себе задницы и начали обзаводиться животами из-за постоянного сидения в машине. В воскресенье по утрам мы играли в футбол, а потом шли выпить по паре пинт пивка. Но постепенно они, один за другим, обзаводились парами и женились, и теперь из двадцати пяти или двадцати шести человек я единственный холостяк.

Так что теперь у меня с ними еще меньше общих интересов. Они рассказывают о росте расходов на содержание дома, или о строительстве новой крыши, или об укреплении фундамента, или о настилке полов. Отчасти я им завидую, потому что они с таким интересом это обсуждают и проводят все субботы, ухаживая за своими жилищами. У некоторых из них есть дети, которые все похожи друг на друга.

Когда-нибудь и я женюсь и заведу детей, но не сейчас, а после того, как встречу нужного мне человека — такого, который помог бы мне.

Надеюсь, что это будет кто-то, связанный с музыкальной индустрией, потому что я не совсем отказался от своей мечты. Почти отказался, если честно, но не совсем. Когда ты слышишь интервью со звездами, всегда отмечаешь, что в какой-то момент им повезло, например, они встретили кого-то, кто свел их с другим человеком, а тот предоставил им возможность выступить.

Я по-прежнему живу с родителями, но это вовсе не из-за бесхарактерности и нерешительности, как можно было бы подумать про молодого человека двадцати шести лет.

Ну, живу и живу, почему бы и нет? Дома у нас есть микроволновка и большой холодильник с тремя отдельными полками с надписями «Папа», «Мама» и «Хьюго».

Моя сестра Белла, которая живет отдельно с двумя феминистками, сказала, что считает его — наш дом — самым печальным местом из всех ею виденных, более печальным, чем истории болезни у инвалидов, потому что у них больны тела, а в нашем случае болен рассудок. По ее мнению, мы представляем собой троих ужасно печальных беспомощных людей, ведущих жалкий образ жизни, в то время как мы могли бы жить по-человечески.

Говоря откровенно, я никогда по-настоящему не понимал, чего она хочет. У нас была вполне нормальная жизнь. Я ежемесячно откладывал некоторую сумму родителям на черный день. Папа работал ассистентом в маленькой ветеринарной лечебнице. Он работал там давно, и, хотя не был ветеринаром — у него не было соответствующего образования, — в нем очень нуждались. Никто лучше него не мог удержать кошек при уколах, успокаивать собак или прибирать за хомяками, которые гадили повсюду. Он очень любил животных, но, к сожалению, у мамы была аллергия — она покрывалась сыпью, чихала, и у нее слезились глаза. Поэтому он занимался животными в рабочее время, а вечером выгуливал в парке собак.

Мама работала в туристическом агентстве, она проводила целые дни, находя для людей наиболее приемлемые варианты проведения отпуска, и вполне преуспевала в этом. Она могла оформить большие скидки на самые разные поездки. Например, найти горящую путевку в Вест-Индию за полцены, дешевую путевку на длинный уик-энд в Венецию во внесезонное время… Но папа не мог летать, он однажды попробовал, но у него было что-то с вестибулярным аппаратом, и в самолете у него так заболели уши, что больше он этого не повторял. Мама могла бы поехать со своими коллегами, хотя это ее не очень устраивало. Но они были счастливы, вполне и по-настоящему счастливы по сравнению с большинством людей в мире.

Папа был вегетарианец, а мама все время сидела на каких-то странных диетах, и это объясняет, почему у нас были собственные полки в холодильнике. И все в доме у нас тоже было устроено очень удобно.

У нас стояло два телевизора, один на кухне и другой в гостиной, поэтому не разгоралось жарких споров по поводу того, что смотреть. Каждую третью неделю мы по очереди устраивали стирку, утюгом мы не пользовались, поскольку носили изделия из быстросохнущей ткани. Моя сестра Белла находила это достойным сожаления. Как будто ее жизнь с этими двумя тетками-занудами, которые носили «здоровую» одежду, ели так называемую «здоровую» пищу и вели здоровые, по их мнению, разговоры, была менее унылой.

Мама и папа в общем были в порядке, и за время работы таксистом я убедился в том, что они чувствуют себя лучше, чем многие люди их возраста. А ведь с водительского места видишь много людских бед.

И вот сегодня утром мама сказала, что в следующие выходные едет в Дубай на восемь дней, а папа сказал, что это прекрасно, она об этом мечтала, а он сможет на это время отправиться в приют для раненых животных — он давно хотел найти время заняться бедными осликами, у которых можно пересчитать все кости, и запуганными собаками, которые часто имеют по три ноги или выбитый глаз. Они спросили, справлюсь ли я без них, а я ответил, что все будет хорошо. В этот уик-энд был мой черед устраивать стирку, так что все мы могли заниматься своими делами.

— Ты очень хороший мальчик, Хьюго, — сказала мама.

— Настоящий мужчина, — уточнил папа.

— Может быть, ты соберешься жениться к нашему приезду? — спросила мама.

Она спросила это как бы в шутку, но я знал, что она думает об этом всерьез. Она мечтала увидеть меня женатым. Я ощутил свою несостоятельность по сравнению с ними. Когда они были в моем возрасте, Белле было пять, а мне — четыре. Я не мог предложить им ничего, кроме счета в банке.

— Нет, я думаю, что буду с вами, пока вы не станете старыми и седыми, — ответил я.

— Нет, сынок, я надеюсь, что будет не так. Хорошо бы тебе найти кого-то по душе, а не жить с нами, так не принято, — сказал папа.

Я ощутил внезапный холодок при мысли, что я никогда не встречу никого, кто был бы мне по душе, потому что я пока сам этого не решил.

Я просто плыл по течению и брал то, что само давалось в руки. Я стал работать таксистом потому, что дядя Сидней устроил меня туда, я шел гулять с девушкой, потому что она была чья-то сестра, или с другой девушкой, которая была подругой девушки моего товарища. Я играл в футбол по воскресеньям, потому что кто-то набирал команду, и там было свободное место. Я покупал одежду в магазине, где работал Гарри, мой приятель. Он всегда придерживал для меня несколько вещей, когда была распродажа.

— Ты можешь по-настоящему классно выглядеть, Хьюго, если захочешь, — говорил он мне пару раз. — У тебя такое лицо с тонкими чертами, какие нравятся женщинам. Тебе пойдет хорошая кожаная куртка. — Но дело в том, что Гарри — очень веселый, добродушный парень, который все время говорит людям приятные вещи.