Из переулка прямо наперерез Егору вынырнули двое новиков Фомы. От злости у него аж горло перехватило:

«Чем думал, орясина?! Неужто злоба разум пересилила?! Ведь понял же там у ворот, к чему дело идет – по глазам видно было! – кипел про себя десятник. – И все-таки решил бросить мальчишек в рубку! Ну, если и в самом деле так – всю морду скотине развалю, как с дерьмом разгребемся, но сейчас этих завернуть нужно!»

– Стой! Куда направились, честные ратники?

Парни остановились и переглянулись.

– Так это… К дядьке Устину… Ты ж тоже туда вроде должен?

– Что я должен, не твоего ума дело, щенок сопливый! Я и в церкви порты сниму – тебя не касается! Ты лопуха мне притащишь, а он подтереться поможет! – вызверился Егор, не давая парням опомниться. – Вам что Фома сказал?

– Так, дядька Фома сказал, можно и не ходить. Без нас все обойдется… – растерянно переглянулись парни. – Но как нам остаться-то? Мы же не можем, коли десятник пошел…

– Что?! – казалось, Егор изумлен до невозможности. – Слову десятника перечить?!

Парни побледнели: нарушить приказ десятника – лучший способ расстаться даже с мыслью о воинском поясе.

– Фома мне только что сам сказал, что и ратников всех по домам отправил, не только вас, сопляков, а ты мне тут втираешь?! – не задумываясь, врал Егор. – Домой пошли, вояки хреновы! Мечи сюда давайте!

Парни снова переглянулись. Вообще-то это уже было не по обычаю, но с Егором лучше не шутить, да и они сами, кажется, не уразумели приказ своего десятника, раз Егор так говорил. И вокруг что-то неладное творилось… Мало ли чего там старшие задумали! Так что новики сочли за лучшее не спорить: пусть завтра дядька Фома сам разбирается.

Мечи вместе с поясами и ножами перешли к Егору.

– А теперь домой и чтобы до утра носу не высовывали! – рявкнул им вслед Егор.

Вот и дом Устина, но во дворе было подозрительно тихо – людей Егор и из-за тына услышал бы. Опоздал! И ворота открыты…

Дверь в дом отворила Марфа. Спрашивать ничего не понадобилось, и так понятно – опоздал.

– Давно ушли? – он еще надеялся догнать и предупредить.

– Не очень. Случилось чего?

– Нельзя им выступать! Корней ловушку приготовил… – Егор хоть и спешил, но не мог не предупредить Марфу. – Ты детей уведи куда-нибудь. Похоже, плохо дело обернется.

Марфа враз закаменела лицом; испуга или растерянности выказать себе не позволила.

– Беги! Упреди, Егорушка, – ей ничего втолковывать не пришлось, сама все сразу поняла. Крепкая баба, иному воину не уступала. Уже поворачиваясь к воротам, десятник услышал, как Устинова большуха отдавала команды девкам и детям не хуже, чем ее муж, когда приказывал своему десятку в бою.

Егор не успел и до ворот добежать, когда стало понятно, что спешить уже некуда. Со стороны подворья сотника донесся резкий звук удара, видно, по дереву чем-то хряпнули, затем крик и брань. Распугивая ночных обитателей, нагло и отчетливо зазвучали в темноте щелчки самострелов, сочные удары болтов в древесину и лязгающие – по броням. Завизжала девка, и снова ругань, лязг железа и щелчки, щелчки, щелчки самострелов.

Все, там делать больше нечего. Теперь оставалось помочь бабам вытащить из дома детишек: Корней, конечно, не изверг, но сейчас его собственных внуков пришли резать – ему не до христианских добродетелей.

Егор метнулся назад в дом. Навстречу ему выскочила какая-то баба в теле. Он сперва не понял, кто это, а когда узнал, глазам своим не поверил.

– Варька? – вот уж кого не ждал Егор здесь встретить – Ты какого здесь?

– Сироток Софьиных забрать. Какая-никакая, хоть по мужу троюродная, а родня мне… – На руках у Варвары и впрямь был малыш, а за подол ухватились двое постарше. – Негоже их бросать. И Фаддей сказал.

– Бегом, дура! Чего стоишь? В ворота и в проулок! Бегом!!! – рявкнул Егор, но, похоже, время для этого вышло. У дома Лисовинов схватка заканчивалась, и кто-то уже бежал по улице к Устиновой усадьбе.

– Назад! К забору! У тына плаха сдвигается. Быстрее! – распорядилась выскочившая на улицу Марфа. – Там проулок глухой. К старой Аксинье бегите. Да быстрей же!

Первым в щель забора нырнул малец лет семи. Следом, кряхтя, пролез Егор и стал принимать у Варвары ребятишек, чуть не откидывая их в стороны, чтобы освободить место для следующих.

Во дворе послышался топот и звон железа, кто-то с грохотом опустил засовный брус.

Егор принял восьмерых, когда в щель сунулась голова Варьки.

– Все! Уводи мальцов!

– Все? А остальные? У Устина…

– Все, говорю! – перебила Варька. – Своих Марфа в доме спрятала. Для них все одно спасения не будет. Уводи быстрее!

– А ты куда собралась?

– Щель слишком узкая.

– Лезь давай! Чего я Фаддею скажу? Лезь, говорю!

Варька попробовала протиснуться в не такую уж и узкую дыру, ругнулась и зарычала на Егора:

– Чего сидишь? Детей уводи! Не слышишь, что творится?! Я здесь во дворе укроюсь.

А во дворе и впрямь было жарко. К воротам подлетел кто– то конный, следом послышался топот множества ног. Хоть железо и гремело, но все же было понятно, что это Мишкины сопляки – звучал его командный голос. Опять раздались щелчки самострелов – эти звуки половина Ратного в страшных снах до конца жизни слышать станет. Один болт пробил плаху прямо над Варькиной головой.

– Тогда и не вылазь, – быстро решил Егор. – Здесь дровяник рядом, в нем схоронись. Сиди тихо – не заметят. Мальцов отведу, за тобой вернусь, – не оставалось ни мгновения лишнего; болты стучали уже внутри дома.

До задов подворья Аксиньи, шли, казалось, целую вечность, хорошо хоть малыши не плакали, напуганные сверх всякой меры.

Очень немолодая вдова словно их и поджидала у своей калитки, и спрашивать ничего не стала.

– Митяня, веди малышей в дом! – распорядилась она с ходу. – Подсади их на печь, там тепло, согреются. Егорушка, ты? – узнала она ратника.

– Я, тетка Аксинья, я. Детишек вот привел. Примешь?

– Да ты что говоришь? Язык-то не опрыщавел? Давай сюда! – она бережно приняла на руки самого младшего, полутора лет мальчонку.

Егор торопливо хлебнул воды из стоявшего в сенях ведра: в горле пересохло хуже, чем после большой драки, и поспешил назад. Варьку надо было выручать, чтобы не учудила чего, а то потом в глаза Фаддею не взглянешь.

Прежним путем возвращаться нельзя: бить станут по всему, что из темноты высунется, значит, с улицы надо, открыто. Но на улочке, что вела к дому Устина, оказалось людно – и ратники, и сопляки Мишкины вокруг вертелись. Варьку выручить пока что не получалось: если бы Егор сунулся, то только бы внимание привлек, а саму по себе соседскую бабу, попавшую туда случайно, если и нашли бы, то не тронули. Главное, чтобы тихо сидела.