был решен. С одним лишь серьезным условием: главная роль все равно остается за властью, а диссиденты подыгрывают. Как помощники, скажем так, эксперты со стороны или оппоненты на защите научной работы. Это полностью укладывалось в мою концепцию, так что я согласился. Еще бы по-хорошему третью силу добавить, но это пока слишком сложно… Для начала надо первую укрепить, чтобы не было как в моем будущем.

Осталось только дождаться Котенка из больницы и получить его согласие возглавить независимую редакцию. В желании диссидента порулить собственной командой у меня не было сомнений, а вот в его же здоровье… Когда я покинул больницу, Котенок еще лежал в интенсивной терапии в стабильно-тяжелом состоянии. Вряд ли что-то изменилось всего через день, однако надежду всегда казнят в последнюю очередь, как шутил Рокотов. Надо бы позвонить после планерки, узнать, как там мой сопредседатель.

А еще пора обозначиться перед Аглаей. Вчера мы расстались, мягко говоря, в состоянии душевного раздрая, обещав друг другу подумать. Долго это делать нельзя, есть риск передержать. А терять девушку мне не хотелось. Оказывается, вот сейчас, когда наши отношения попали в череду испытаний, я всерьез осознал, насколько мне ее не хватает. Удивительное дело, работа и впрямь помогла мне отвлечься. Но жить одной лишь профессией — нет, я не готов. И малейшая пауза в делах моментально мне об этом напоминала.

— Так что, Женя? — Бродов вздохнул, когда подробно обрисовал мне обстановку в редакции. — В итоге все, о чем мы вчера говорили, придется задвинуть?

— Не все, — я покачал головой. — Половину точно, а остальное уже в следующие номера. Вечерку сдавать весело будем… Но что поделать. Хорошо еще, что Зоя с Кларой Викентьевной тоже вышли. У меня прям камень с души свалился.

— И у меня, — усмехнулся Арсений Степанович.

— Чует мое сердце, что они поторопились, — я покачал головой, делясь с заместителем своими подозрениями. — Но не признаются, говорят, что выписались по показаниям здоровья… Ладно, Степаныч. Пора нам коллектив озадачивать. А то время утекает. Валечка, объявляйте планерку через пятнадцать минут!

* * *

Собрание я в итоге провел общее. Все-таки перестройка касается всех и каждого, поэтому быстро обозначу основные моменты, а потом отпущу всех, кроме журналистов. Попросил Валечку направить сотрудников в ленинскую комнату, чтобы поместились, и встал, не теряя времени, за трибуну. Причем прошмыгнул поскорее, чтобы не пересечься с Никитой и Бульбашом раньше времени. Потом с ними поговорю, отдельно.

Коллеги, увидев меня, улыбались — видимо, понимали, что сейчас я отвечу на все вопросы. А они есть, это заметно по растерянным лицам. Все, от водителей, поваров и бухгалтеров до верстальщиков и журналистов, сегодня проснулись в другой стране. И это им еще не известно, что будет дальше… Или не будет.

— Здравствуйте, товарищи! — я жизнерадостно поприветствовал собравшихся. — Рад видеть всех и каждого. Рассаживайтесь, у нас важный разговор.

Сгорбленными тенями мелькнули фигуры Никиты и Бульбаша. Оба диссидента в рядах журналистов-районщиков прятали взгляд…

— Евгений Семенович, что происходит? — не выдержала Марта Мирбах. — Как дальше жить будем? Но, главное, как работать?

Я мысленно улыбнулся. Обычно скромная театралка первой решила озвучить общее беспокойство. А что особенно показательно, сделала акцент именно на профессии, на политике нашей редакции. Мол, с жизнью и сами, скорее всего, разберемся, вы нам лучше скажите, что теперь делать.

— Помолчи, Рудольфовна! — неожиданно попытался ее урезонить Шикин. — Ты ведь журналист, дай высказаться, а потом задавай вопросы.

— Сейчас обо всем поговорим, — я обвел взглядом зал.

Вновь передо мной лица. Очень разные, но при этом одинаково встревоженные. Даже Клара Викентьевна и Зоя Шабанова, которые были со мной на партийном собрании, жадно ловят мой взгляд и ждут, когда я все разложу по полочкам. Непередаваемое ощущение. Заставляющее сердце взволнованно биться — и от чувства гордости за себя, и от осознания ответственности за всех этих людей. Тех, кто доверился мне.

Соня Кантор, хрупкая молодая девчонка, не побоявшаяся бросить вызов зарождающейся советской мафии. Фотографы, Андрей и Леня, совершенно разные, но сейчас с одинаковым нервным мандражом беспрестанно поправляющие кофры с аппаратурой. Анфиса Николаева, крупная волевая девушка, думавшая, будто способна писать лишь про спорт, а в итоге раскрывшаяся в других жанрах. Старички Шикин, Горина и Метелина, поначалу не принявшие мои нововведения, но сейчас глядящие на меня уже как на авторитетного руководителя. Люда и Катя, заметно повзрослевшие и посерьезневшие подружки. Сосредоточенный Аркадий Былинкин. Внезапно осунувшаяся добрячка Мирбах, мрачный Арсений Степанович Бродов. Наивная Юлька Бессонова, которую я, хочется надеяться, действительно сбил со страшного пути Феи-Морфеи. Внештатник Трунов и колоритный усач Хлыстов, мой главный радийщик. И, разумеется, Никита с Виталием Николаевичем. Все мои журналисты.

А еще метранпаж Правдин, верстальщики, отдел писем, машинистки-корректорши, водители Сева с Олегом, секретарша Валечка, завгар Доброгубов, завхоз Гулин, бухгалтерия, отдел кадров. Мне хотелось посмотреть в глаза каждому, чтобы заразить своей уверенностью, энтузиазмом и отсутствием страха перед будущим. Столько людей, и все они ждут от меня откровения. Откровения ли? Скорее спокойствия.

— Советская власть меняется, — начал я. — Партия сделала выводы и планирует перестроиться. Исправить ошибки, оставив все лучшее и заменив то, что себя не оправдало. Для нас с вами, коллеги, ничего нового. Мы по-прежнему работаем в соответствии со своими задачами. Доносить людям информацию, учить их думать и принимать самостоятельные решения.

— А откуда нам брать-то ее, эту информацию? — вновь подал голос Шикин.

— Напрямую из райкома, — ответил я. — Думаете, у меня есть все готовые ответы? Отнюдь. Я буду разбираться вместе с вами. Разбираться, докапываться до мелочей, чтобы у читателей не оставалось вопросов. Для этого нам дают больше свободы действий. Перед нами открылось окно возможностей, и теперь главное — правильно этим воспользоваться.

И я рассказал им обо всем, что мы обсуждали сначала на партсобрании, а затем и в узкой компании райкомовских секретарей. Об аудиогазете, о киностудии, о сети консультационных бюро. О расширении штата и… О том, что в скором времени у наших изданий появится конкурент.

— Что? — первой отреагировала старушка Метелина. — Евгений Семенович, вы серьезно?