Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, — выдавил Шикин.
— А так будет, если вы и подобные вам профессионалы с советской стороны будете вести себя, будто упрямые ослы! — грубо, но по-другому уже никак. — Пока вы, товарищи, спорите со мной и тормозите развитие советской журналистики, «Би-Би-Си» и «Голос Америки» станут настоящими рупорами перестройки. Но говорить они будут так, как нужно Лондону и Вашингтону! А я хочу, чтобы наши люди читали и слушали нас! Если не нравится Кашеваров со своими «Андроповскими известиями», пусть тогда это будет Котенок с «Любгородским правдорубом». Вот только оба мы с ним — свои, советские! Чувствуете разницу?
Шикин все еще стоял, стиснув зубы. Несколько раз сжал и разжал кулаки. А потом выдохнул.
— Чувствую. Я все понял, Евгений Семенович. Простите меня.
— Ура! — завопил Леня Фельдман. — Зададим жару капиталистам!
Аудитория окончательно повеселела, даже сам воздух словно бы стал гораздо легче. Раздался гул — люди оживленно обсуждали происходящее. А я сделал несколько шагов вперед и протянул Шикину раскрытую ладонь. Он ответил на мой жест, крепко пожал мне руку, заодно пристально посмотрел в глаза и кивнул.
— Евгений Семенович, — не успел я вернуться к трибуне, ко мне подошли обе старушки. — Евгений Семенович, и нас вы простите, пожалуйста.
Говорила Метелина, а Горина ей поддакивала. И, кажется, на лицах одной и второй я видел искреннее смущение.
— Я думала, вы… перестроились, — выдохнула Людмила Григорьевна. — В плохом смысле. Мне еще отчего обидно было… Вы так хорошо на меня повлияли, помогли найти собственный стиль, раскрыться…
— Ни слова больше, — я покачал головой. — Я рад, что вы высказались, и между нами больше не осталось недоразумений. Ведь так?
— Никаких! — на сей раз меня заверила Горина.
— А теперь, товарищи, приступим к планированию номеров, — едва все заново расселись, я вернул планерку в рабочее русло. — Все, кроме журналистов, свободны. Если будут вопросы, товарищи, обращайтесь. Но после собрания.
Разумеется, пришлось подождать еще минут пять, пока все разойдутся. И только когда в ленинской комнате остались одни пишущие, я перешел к делу. Зоя так и стояла рядом, и я почему-то стал испытывать странное неудобство. Как будто нас связывает что-то кроме работы…
— Итак, у нас масса тем, которые связаны непосредственно с перестройкой, — продолжил я. — И вместе с тем остаются незакрытые кейсы… То есть вопросы. Напоминаю о старом кладбище и строительстве нового микрорайона. Готовим выборку по обратной связи от наших читателей, делаем общий вывод и ждем решения райкома на этот счет. То же самое делаем и с мнимыми угрозами заражения. У нас готовится короткометражка от детского киноклуба, это вопрос времени. И уже есть записи аудиогазеты, договоренность с трестом ресторанов и столовых достигнута. Дорофей Псоевич, займитесь, пожалуйста.
Хлыстов кивнул, а я перешел к основной теме.
— Готовим итоги январского Пленума на человеческом языке, — я позволил себе легкую улыбку. — Уже завтра сдаем вечерку, поэтому все — абсолютно все, и я в том числе! — занимаемся исключительно подготовкой ближайшего выпуска. Потом переходим к «Андроповским известиям». Себе я беру аналитический разворот, Зоя Дмитриевна, с вами мы после планерки обсудим колонку редактора. Вам нужно будет обязательно дать свой авторский взгляд.
Зоя тряхнула головой, почти как Аглая… Так, Женя, переключайся.
— Никита, с тебя перспективы культуры, тезисы я тебе надиктую, — Добрынин, услышав свое имя, неловко улыбнулся. — Анфиса — спорт, поднимите проблематику в ракурсе перестройки. Пантелеймон Ермолаевич, без вашего экономического таланта не обойтись. Пройдитесь по слабым точкам городской промышленности.
— Евгений Семенович, получается, мы будем писать о том, что должно перестроиться? — догадалась Катя Голушко и захлопала ресницами, довольная, что попала в точку.
— Именно, — улыбнулся я. — Главное, не забываем, что мы советская официальная газета, а потому не критикуем огульно, как заметил Арсений Степанович, вместо этого делаем акцент на возможностях. Продумайте перспективы, которые дает перестройка отраслям народного хозяйства.
— Женя, а меня ты еще не списал со счетов? — глаза Бродова хитро прищурились.
— Нет, конечно, — я посмотрел на зама. — Вот вам и тема. Перестройка и проблема репрессий. Справитесь?
Арсений Степанович, довольно усмехнувшись, кивнул. А я, повернувшись к Зое, чтобы передать ей бразды правления, словно бы налетел на стену.
Стену восхищенно-преданных глаз.
Глава 24
Несмотря на конфликт, случившийся на планерке, в целом я остался доволен. Острые углы сглажены, бунтовщики-старички успокоились, и весь коллектив дружно отправился готовить материалы. Уже завтра максимум к обеду все должно быть готово, иначе мы просто сорвем выход вечерки. А сдавать исключительную развлекалочку, отложив серьезные вещи на следующую неделю, было бы моим профессиональным фиаско.
Неловкость с Зоей поначалу не давала мне покоя, но потом я погрузился в рабочие моменты, и все вернулось на круги своя. Добрынина с Бульбашом я попросил посидеть в приемной и дождаться вызова, а сам принялся крутить телефонный диск. И в первую очередь я набрал номер Аглаи. Домашний, потому что время уже было вечернее, смена в поликлинике закончилась, а на «скорой» у нее сегодня не должно быть дежурств.