– Целитель, это мой сын, – говорила заплаканная мать, поглаживая светлую кору.

– Целитель, ты поможешь моей дочери? – просил отец, утягивая его к кусту сирени.

– Целитель, теперь ты разбудишь моего мужа? – не отставала женщина по имени Роза.

Гвардейцы окружили Келя кольцом и попросили людей набраться терпения, но они подчинились, только когда Саша велела им разойтись к своим любимым, в какой бы форме те ни находились, и ожидать там. Падриг начал вести перепись горожан: семьи постепенно воссоединялись и покидали рощу. Лес вокруг замка медленно редел, а Каарн наполнялся жизнью и голосами.

Их было так много. Часы сливались в дни, дни – в недели. За каждым деревом оказывалось еще одно. Пока посреди поляны не осталось лишь последнее.

– Он хотел быть последним. Хотел подождать, пока обо всех остальных позаботятся, – прошептал Падриг. Глаза старика были полны сострадания, и Кель понял, что время пришло. Он не отдыхал уже много часов, но должен был покончить с этим сейчас.

– Это король Арен. Он хороший человек. Добрый. И очень любит свой народ. – Голос Саши надломился, а пальцы на руке Келя сжались.

Он лишь пожал ее руку в ответ, опустил ладонь на дерево и позволил ее скорби и его горечи смешаться и воспарить над ними, точно дождевому облаку.

– Много лет назад, когда я была просто маленькой испуганной девочкой в чужой земле, он стал моим другом. Я знаю, чего тебе стоит его призвать… Но он заслуживает исцеления.

Сердце Келя дрогнуло и заныло, выводя собственную песню. Это был глубокий, низкий стон – мелодия исцеления, которая поднималась из самой его груди и пульсацией оплетала руки. Из горла вырвался глухой, грозный звук – словно раскат предгрозового неба или эхо приближающегося камнепада. Как и во все прошлые разы, он безошибочно узнал момент, когда дерево пробудилось и старая кора обернулась новой плотью. В отличие от Перевертышей, Ткачи меняли облик одетыми: их наряды превращались в кору, листья, ветки и цветы.

Ствол не растворился и не разрушился, а просто стал иным. Человеком. Листья стали мельче и начали кудрявиться, кора распалась на кости и сухожилия, и перед ними предстал человек с густой бородой и белоснежными волосами. Ростом он не уступал Келю, но был более сухощавым и угловатым. Все черты его лица и тела выражали спокойную твердость, а острые скулы и слегка загнутый на манер клюва нос придавали сходство с идолом, целиком вырезанным из деревянной колоды.

Кель без сил рухнул на колени, и король Арен обхватил его за плечи, не давая упасть.

– Сирша говорила, что ты придешь. Она видела день, когда в Каарн явится Целитель. Не знала твоего имени, но видела лицо.

Кель поднял отяжелевшую голову, которая так и норовила склониться к плечу, и отыскал Сашины глаза. Она плакала не скрываясь – словно предала его, словно продала его жизнь за свое королевство.

– Прости меня, капитан, – взмолилась она. – Прости меня.

– Не за что прощать, – прошептал Кель. В следующую секунду мир перед ним покрылся туманом, он коснулся лбом земли, будто для молитвы, и позволил милосердной тьме поглотить его целиком.

Ему не пришлось смотреть на встречу Саши с мужем. На их воссоединение. Очнувшись, Кель увидел только комнату. Он раскинулся на широкой кровати: ботинки куда-то исчезли, оружие аккуратной стопкой было сложено рядом. Кель на мгновение задумался, сколько человек понадобилось, чтобы его сюда дотащить, и удивился, почему его не оставили приходить в себя в лесу. Любое прикосновение несло яркую, пульсирующую боль, перед глазами вспыхивали разноцветные круги. В прошлый раз, исцелив столько людей, он проспал несколько дней и очнулся на Сашиных коленях. Теперь он проснулся совершенно один, измученный душой и телом.

У него опять отросла борода, но Саши рядом больше не было.

Кель попытался привстать, зная, что даже крохотное движение поможет расслабить задеревеневшие мышцы. В глотку словно насыпали песка, мысли затянуло паутиной. К счастью, на прикроватном столике ждал кувшин с вином и тяжелый кубок. Проигнорировав последний, Кель схватил кувшин обеими руками и принялся жадно пить прямо из горла. У вина оказался мягкий ежевичный вкус с нотками сосны и кедра, но, как и квандунское, оно было слабым и предназначалось скорее для того, чтобы утолить жажду, а не сбежать от реальности. Сейчас Келю не помешало бы и то и другое.

На узком сундуке у противоположной стены стояли графин с водой и узкий таз. Над ними висело овальное зеркало, отражавшее свет из окна. Кель осторожно поднялся, приблизился к зеркалу и с минуту рассматривал свои налитые кровью глаза и всклокоченные волосы. Ему уже минуло тридцать весен, и волосы на висках тронуло белым. Келя не волновала цена, которую он платил за свой дар, но эта цена явно существовала. Сейчас у него был вид человека, изнуренного долгой битвой, и никакая щетина не могла скрыть впалость щек и круги под глазами.

На аккуратно сложенной салфетке лежал брусок мыла и наточенная бритва. Рядом нашлись зубная щетка и гребень. Так предусмотрительно. Тактично. Безлико. Кель стащил тунику через голову и поморщился при виде своего иссохшего тела: истощение подчеркнуло и заострило каждый изгиб и мускул. Кель смыл с лица остатки сна, почистил зубы и уже начал снимать штаны, когда в комнату негромко постучали.

Затем, не дожидаясь ответа, в дверь просунулась хорошенькая головка. Глаза девушки сразу обратились к кровати, будто она ожидала увидеть Келя спящим. Светлые волосы были заплетены в косу и кольцом уложены вокруг головы. Кель смутно ее помнил: в лесу она была персиковым деревом, отягощенным спелыми плодами. Наконец девушка отыскала Келя взглядом и громко ахнула при виде его обнаженной груди, однако не убежала.

– Вы очнулись, капитан! – прощебетала она. – Мы уже греем воду для ванны. Вашу одежду постирали и высушили, она в сундуке. Я принесу ужин. Королева сказала, что когда вы проснетесь, будете очень голодны.

Королева обо всем позаботилась. Он задумался, велели ли этой девчонке ходить за ним хвостом и угождать любым прихотям, как когда-то пыталась делать Саша. Перед глазами вспыхнул ее образ времен Инока – как она стоит посреди комнаты, облаченная лишь в лунный свет, – и Кель невольно вздрогнул.

– Все в порядке, капитан? – нерешительно спросила служанка.

– Да, – ответил он и взялся за бритву, собираясь соскрести щетину.

– Я могла бы помочь, сэр, – предложила она.

– Это королева приказала?

Девушка залилась краской.

– Нет, капитан.

Кель отослал ее прочь, не сомневаясь, что скоро весь замок узнает о грубости Целителя из Джеру. Когда в комнату втащили воду и огромную ванну, Кель насладился сначала ими, а потом уже подчистил ломящийся от еды поднос и осушил кувшин с вином. Его тут же наполнили снова. Кель невольно ощутил укол вины: теперь в крепости было несколько сотен человек, которым требовалось пропитание. И все же он наелся досыта, успокоив свою совесть тем, что отныне не возьмет больше положенного.