Вовка с удивлением взглянул на друга, потом на Григорьева. Тот даже привстал с табурета, глаза злющие, борода дыбом.

– Что?! – взревел он.

– А ничего, – бесстрашно ответил Мишка, – нож этот не твой вовсе, ведь так?

– Мой! – крикнул Григорьев, так что задрожали оконные стекла. Он готов был броситься на Вовку, но его что-то удерживало, хотя он клокотал от ярости. Вовке даже показалось, что лицо волколака теряет человеческие очертания и превращается в волчью морду.

А что, если прямо сейчас обернется? У Леши получилось без труда…

– Сядь! – угрожающе приказал Мишка.

Григорьев зарычал.

– Сядь! – повторил Вовка, взмахнув ножом. И волколак сдался, сел на табурет. Он тяжело дышал, как будто сделал над собой невероятное усилие.

– Прикажи ему отдать нож! – прошептал Мишка в самое Вовкино ухо.

Вовка чуть заметно кивнул.

– Верни нож, – потребовал он.

Волколак опустил голову. Племянник непонимающе озирался по сторонам.

Вовка тоже не понимал, что делает, но чувствовал, что он на верном пути. Что еще Мишка придумал? Зачем ему нож Григорьева? И почему он так уверен, что этот нож ему не принадлежит?

– Давай-давай, пошевеливайся, – поторопил Мишка.

Григорьев медленно поднялся, каждое движение, казалось, причиняло ему боль. Вовка напряженно следил за ним, ожидая подвоха.

Но случилось совсем неожиданное. Входная дверь резко распахнулась, за ней стоял сын Григорьева и целился Мишке прямо в голову.

– Васька! Не стреляй! – успел крикнуть Григорьев и прыгнул на Мишку. Вовка ничего не успел сделать. Григорьев повалил Мишку на пол, подмял под себя.

– Держи второго на мушке! – крикнул сыну. – Да нож, нож у него отберите!

Племянник опомнился, вскочил и второй раз бросился на Вовку. А дальше произошло совсем странное. Молодой волколак схватил Вовку за запястье и попытался вывернуть кисть, но нож сам собой выскользнул из Вовкиных пальцев и полоснул племянника по руке. С диким криком молодой волколак упал на спину и покатился по полу, завывая от боли. Он зажимал рану, но кровь хлестала так, что мгновенно промочила рукав свитера и полилась прямо на грязные доски пола.

Васька угрожающе вскинул ружье.

– Ах ты, щенок! – заорал он.

– Не смей! – снова крикнул Григорьев. Он резко вскочил, дернул Мишку за шиворот, поднимая на ноги.

– А теперь, – заявил он напряженному Вовке, – вон! Если хочешь получить своего дружка живым и здоровым, приходи в полночь к престолу. Там и решим…

– Отпусти Мишку! – Вовка, размахивая ножом, пошел на Григорьева, но дуло ружья уперлось ему в грудь.

– Нет! – прохрипел волколак. – У меня должна быть гарантия!

Мишка вырывался отчаянно, он даже укусил волколака за руку, тот от неожиданности чуть ослабил хватку, Мишка закричал:

– Вовка! Сделай так, как он говорит! За меня не бойся! Приходи к пню!

Волколак ударил его наотмашь. Мишка затих. Вовка вскрикнул. Григорьев втолкнул Мишку в соседнюю комнату. Васька взвел курок.

– Ну! – угрожающе произнес он.

Вовка попятился, подталкиваемый дулом ружья. Его вытолкали за дверь и захлопнули ее перед его носом.

Некоторое время он слонялся вокруг дома, заглядывал в окна, но ничего не увидел, окна были плотно зашторены. Ни звуков борьбы, ни криков слышно не было.

Что же делать? Ждать полуночи? А потом что? Идти к какому-то престолу? Где он, этот престол? Постойте-ка, Мишка что-то сказал о пне… А что, если пень и есть престол, только волчий, или волколачий, как правильно-то?

У Вовки всего оружия – дедов нож. Но, как выяснилось, волколаки его боятся, да и нож, судя по всему, не любит волколаков.

Вовка внимательно осмотрел дедово наследство. Лезвие было выпачкано в крови. Вовка тщательно вытер нож снегом, а потом еще насухо протер рукавом свитера.

Сомнений нет, штука, конечно, хорошая, даже очень. Но против пули?

И почему Григорьев запретил сыну стрелять? Боялся, что звук выстрела услышат соседи? И что ему соседи? Плевал он на них с высокой колокольни. Или не плевал? Почему не убил? А если Вовка явится ночью на поляну, тут-то он его и прихлопнет без свидетелей?! Ага, сначала Мишку, потом его…

Или все-таки у Вовки есть шанс?

Интересно, зачем Мишке понадобился нож Григорьева? И почему Григорьев так испугался? Ведь не явись его сынок с ружьем наперевес, Григорьев отдал бы нож. Возможно, без ножа он не может оборачиваться волком. Но почему? А сам Вовка? Тоже – только с помощью дедова ножа?

Вовка уже окончательно истоптал снег вокруг дома и сломал себе всю голову, думая о безрадостных перспективах. Больше всего его беспокоила Мишкина судьба. Он как чувствовал! Ведь велел же ему идти домой, так нет! Уперся как баран!

Вовка то злился, то впадал в панику.

Когда он в очередной раз огибал угол дома, ему послышалось, будто заскулила собака.

«У Григорьева есть собака?» – удивился он, оглядываясь. Но вместо собаки ему прямо под ноги подкатился бурый комок, он вскочил на лапы и, бросившись Вовке на грудь, лизнул в лицо.

От неожиданности Вовка сел в сугроб.

– Леша! – догадался он.

Молодой волк заплясал перед ним, припадая на брюхо.

– Как ты здесь? – спросил Вовка шепотом. Волк схватил его за рукав и потащил. Вовка поднялся, отряхнул джинсы от налипшего снега.

– Куда ты меня тащишь?! – возмутился он. – Леша, мне не до игр, там Мишка! – Он указал на дом.

Волк негромко тявкнул и посмотрел Вовке прямо в глаза.

– Чего ты хочешь? – не понял Вовка.

Волк снова схватил и потащил, упираясь лапами.

– Там же забор!

Вовка нехотя дошел до забора. Волк опустил морду вниз и начал копать. Вскоре Вовка увидел довольно широкий лаз. Волк сунулся туда и исчез. Вовка полез следом, рассудив, что разведать пути для отступления не помешает.

Волк взмахнул хвостом и скрылся в кустах.

– Он что, в прятки со мной играет?! – возмутился Вовка. Но заметил женщину, идущую на другом конце улицы. Она приблизилась, Вовка вежливо поздоровался. Как только женщина скрылась, волк высунул морду. Он как будто настойчиво звал за собой. Вовка вздохнул и решил подчиниться, мало ли что, вдруг Леша скажет что-нибудь новое.

Волк шел параллельно, прячась среди деревьев. Прохожих было мало, но все-таки стоило скрываться от посторонних глаз.

Волк привел его к уже знакомому дому и юркнул в покосившуюся калитку.

Вовка пошел следом, поднялся на крыльцо, дверь оказалась распахнутой, он вошел.