В общем, мы ждали, а гроза всех студентов… ничего. Можно подумать, он вообще не заметил. Вместо этого Ковир продолжал вещать:

— …на основании всего этого городской Совет Кардиана решил принять меры. Мы не можем допустить, чтобы пострадал еще кто-нибудь, поэтому прошу отнестись к новым правилам серьезно. В предместье вводится комендантский час. Каждый, кого патруль поймает на улицах города после шести часов вечера, будет объявлен нарушителем и наказан. Надеюсь, общественное порицание и штраф в размере трех тысяч алов послужат для вас вескими аргументами.

— Трех тысяч?! — визгливо возмутилась Олетта Дрейн. — За одно малюсенькое нарушение? Да это же больше чем четыре стипендии!

— Именно, — весомо кивнул Ковир и припечатал девушку взглядом к месту. — На этой сумме настоял я сам, ибо только так можно удержать в рамках шебутную молодежь.

Представители оной гневно засопели.

— Значит ли это, что храны испугались кучки озлобившихся «ненормальных»? — уточнил Вильс, вжившийся в роль старосты.

— Напротив, делается все возможное, чтобы обезвредить преступников.

Больше вопросов (точнее, храбрости их задать) не нашлось ни у кого. Повисла тишина. Я скользила взглядом по небольшому уютному помещению с желтыми шторами и шкафами вдоль стен и внутренне радовалась тому, что меня новое ограничение не касается. Я живу в столице, а там никакого комендантского часа нет!

Но вреднюга Ковир, такое чувство, мысли подслушал!

— Аллиночка Брей.

— Куратор, — пришлось переключить внимание на него.

— Формально к вам это все не относится, но я бы рекомендовал по возможности придерживаться общих правил. Надеюсь, мы друг друга поняли? — В меня вонзился пристальный взгляд.

— Разумеется, — процедила сквозь зубы.

И как не использовать лишний раз способности, когда загоняют в угол!

— Вот и отлично, — по губам учителя скользнула тонкая улыбка. — Тогда возвращаемся к свойствам ароматов…

В остальном день прошел однообразно. Виса слащаво вздыхала по учителю, мы проходили свойства травяных запахов, готовили настои для ванны с красной рябиной и листьями дуба, конспектировали лекции о духах.

По дороге домой Вик исполнил мою давнюю и не слишком сейчас актуальную просьбу и протянул флакончик на цепочке. Сквозь стекло реально было разглядеть немного красноватой жидкости. Энергетик. Самый сильный и, соответственно, самый вредный. Не больше капли в сутки, иначе организм может не справиться.

Мы шли к столичным воротам, по пути живо обсуждая новость дня, как я вдруг заметила черную тень среди деревьев. Вот никогда не любила старую рощу! Впрочем, логика подсказала, что это может оказаться приставленная принцем охрана. В чем я и убедилась, как только мы поравнялись с яблоневым садом. Здесь деревья были тоже чахлые, а плоды на них сморщенные, но при этом атмосфера не такая тягостная.

Парень в черной куртке и кожаных штанах старался двигаться рядом с нами, но при этом остаться незамеченным.

Хм. Сказать Тену, что его храны работают непрофессионально?

А дома меня ждал серьезный разговор.

— Катарина, мне не нравится твое поведение, — с порога заявила феталь Аделина и смерила меня строгим взглядом. — Что это за подруга, у которой ты пропадаешь днями и ночами?

Хорошо, что теперь у меня есть правда, которую можно смело сказать!

— Рита — дочка ветеринара из Бастиона.

Я разулась, погладила обиженного долгим отсутствием хозяйки лиса и прошлепала в кухню. Есть не хотелось, разве что чаю. Повернула кран, с тоской поглядела на тоненькую струйку воды, еле-еле стекающую в кружку… Да я тут час простою, пока она наберется! Нет уж, обойдусь, пожалуй.

— То есть не одна из этих, родовитых? — продолжала допытываться квартирная хозяйка.

Впервые пожалела, что ей есть дело до меня.

— Нет. Просто дочка ветеринара, она на зоолога учится.

— Тогда еще ничего, — вздохнула женщина, усаживаясь за стол и подпирая щеку ладонью. — Я уж подумала, у тебя там парень.

Обманывать заботливую феталь не хотелось, зато было любопытно.

— Вы не любите их? Почему?

— Да мне самой без разницы, девочка. — Она улыбнулась и посмотрела на меня почти по-матерински. — Тебя жалко. Они ж там все по Департаментам трудятся. Считай, купаются в крови. Хорошо, если еще на мелкой должности какой-нибудь, на таком и зла меньше, а если один из глав… Но раз подруга и из простых, тогда все хорошо. Хочешь чаю холодного?

Помотала головой и поспешно ретировалась к себе.

Если следовать логике феталь, мне достался самый кровавый.

Дальше сделала, как сказал Ковир: предупредила феталь Аделину, что сейчас займусь заданиями на завтра, а вечером собираюсь рано лечь спать, и заперлась в комнате. Исключением из требований стал только лисенок, развалившийся на коленях. Он требовал внимания, а я, усовещенная трехдневным отсутствием, просто не могла с этим бороться.

Около пяти вечера хлопнула дверь. Это хозяйка ушла, торопясь в булочную к последней партии горячей выпечки. Если не разговорится ни с кем, вернется где-то через час.

Чернильная ручка скрипела по бумаге, оставляя за собой ровные строчки. Левая рука механически поглаживала мягкую шерстку.

Так прошло еще минут двадцать.

А потом в дверь громыхнуло.

О-о-ой! Я не слышала, чтобы феталь вернулась… Да и не похоже, чтобы этот медвежий удар принадлежал слабой женщине… Осознание пришло, а душа сбежала в пятки. Только сердце, подгоняемое страхом, колотилось где-то в горле.

Со вторым ударом дверь дрогнула. Но устояла. Надолго ли?

Ответ пришел до обидного быстро. Раздался грохот — и страшный треск. Я смотрела и не могла поверить своим глазам. Внушительного размера когти вошли в прочную древесину, как в мягкое масло. В двери образовывались зияющие дыры.

— Мамочка… — прошептали губы.

Мысли замерли и даже не пытались подкинуть какую-нибудь идею для спасения. Зато страх действовал не хуже плетки. Он выгнал меня из-за стола и отшвырнул в самый дальний угол. Коленки дрожали и подгибались. Единственное, на что все еще хватало сил, это судорожно прижимать к груди рычащего и тоже отчаянно дрожащего лисенка.

Минуту спустя произошло неизбежное: дверь развалилась.

Чудовище неловко задело косяк, но все-таки шагнуло внутрь. Да-да, именно чудовище! Притом знакомое. То самое, с заброшенного кладбища. Фосфоресцирующие зеленью глазницы и гнилостную вонь я тоже отлично помнила.

— Р-р-р! — сказал лисенок.

— Аллиночка… — проскрежетало оно.

Это была последняя капля! Во мне все зашлось мелкой дрожью.