– Ну хорошо, это был зов природы, зов природы, – говорил мужчина, который только что произнес слово «посрать».

Другой мужчина велел ему не распускать язык. Никто не взглянул на Рию, но она знала: это из-за нее.

– Он зашел за скалу, чтобы откликнуться на зов природы. И тут подумал: не мешало бы иметь что-нибудь на подтирку. И что же он увидел? Это добро валялось кругом, целыми кучами. Как раз то, что нужно! И он подобрал охапку и рассовал по карманам, думая: на следующий раз пригодится. И забыл про это. Вернулся в лагерь.

– Он был в армии? – спросил человек, которого Рия знала, – зимой он сгребал снег с тротуаров перед школой.

– Это еще с чего? Я такого не говорил!

– Ты сказал «лагерь». Ну значит, армейский лагерь, – сказал уборщик снега. Его звали Динт Мейсон.

– Я ничего не говорил про армейский лагерь. Я говорил про лагерь лесорубов. Там, на севере, в Квебеке. С какой стати там должен быть армейский лагерь?

– Я думал, ты говорил про армейский лагерь.

– И вот кто-то увидел, что у него. Что это у тебя? А он такой, «я не знаю». Где ты это взял? Да так, оно кругом валялось. Ну и как по-твоему, что это? Откуда мне знать.

– Похоже, это был асбест, – сказал другой человек, которого Рия знала в лицо.

Он раньше был учителем, а теперь торговал кастрюлями и сковородками, в которых можно готовить без воды. У него был диабет – по слухам, такой сильный, что на конце члена у него всегда торчал кристаллик сахару.

– Асбест, – недовольно подтвердил рассказчик. – И там тут же открыли самую большую асбестовую шахту в мире. И кое-кто сколотил на этом состояние!

Опять заговорил Динт Мейсон:

– Может, кто и сколотил, да только не тот, кто его нашел! Бьюсь об заклад, он ничего не получил. Так всегда бывает. Кто находит, тому ничего не достается.

– Достается иногда, – не согласился рассказчик.

– Никогда, – сказал Динт.

– Некоторые люди, кто нашел золото, разбогатели, – настаивал рассказчик. – Много кто! Нашли золото и стали миллионерами. Миллиардерами. Сэр Гарри Оукс, например. Он его нашел. И стал миллионером!

– Покойником он стал, – сказал вдруг еще один мужчина, который до сих пор не принимал участия в разговоре.

Динт Мейсон принялся хохотать, и еще несколько человек расхохотались, а продавец кастрюль спросил:

– Миллионеры, миллиардеры… Что идет после миллиардеров?

– Покойником он стал, вот что хорошего ему из этого вышло! – прокричал Динт Мейсон, срываясь на визг от смеха.

Рассказчик со всей силы треснул обеими ладонями по столу, и стол затрясся.

– Я не говорю, что он не умер! Я не говорю, что он не стал покойником! Но мы сейчас говорим не о том, что он умер! Я сказал, что он нашел золото, и от этого ему вышло хорошее, и он разбогател и стал миллионером!

Все похватали свои бутылки и стаканы, чтобы те не опрокинулись. Даже картежники перестали хохотать. Билли сидел к Рии спиной. Широкие плечи обтягивала сверкающая белая рубашка. С другой стороны стола стоял Уэйн, приятель Билли, и наблюдал за игрой. Уэйн был сыном священника Объединенной церкви из Бонди, деревни недалеко от Карстэрса. Он учился в университете вместе с Билли и собирался стать журналистом. Он уже успел поработать в газете в Калгари. Когда говорили про асбест, Уэйн поднял голову и поймал взгляд Рии, и с тех пор наблюдал за ней, упорно, едва заметно улыбаясь плотно сжатыми губами. Уэйн не впервые встречался глазами с Рией, но обычно не улыбался. Он взглядывал на нее и отводил глаза – иногда это случалось, когда Билли что-нибудь говорил.

Мистер Монк с трудом поднялся на ноги. Он был калекой – не то от болезни, не то от несчастного случая – и ходил, согнувшись в поясе почти под прямым углом и опираясь на палку. Сидя он выглядел почти нормально. Стоя – он склонялся над столом, оказываясь в эпицентре смеха.

Недавний рассказчик встал одновременно с Монком и – может быть, непреднамеренно – сбил свой стакан на пол. Стакан разбился, и мужчины заорали:

– Плати! Плати!

– В следующий раз заплатишь, – сказал мистер Монк и этим всех утихомирил. У Монка был звучный, добродушный голос – не верилось, что он принадлежал такому изувеченному, скрюченному человеку.

– В этой комнате больше жоп, чем мозгов! – крикнул обиженный рассказчик и протопал по стеклу, раскидывая осколки ногами.

Он пробежал мимо кресла, в котором сидела Рия, и выскочил на улицу через заднюю дверь. Он сжимал и разжимал кулаки, и глаза его были полны слез.

Пришла миссис Монк со щеткой.

Рия, как правило, вообще не заходила в этот дом. Она и Люцилла, девушка Уэйна, всегда оставались на улице – в машине Уэйна или в машине Билли. Билли и Уэйн уходили в дом, обещая вернуться через полчаса – только пропустят по стаканчику. (Это обещание не стоило принимать всерьез.) Но однажды, в начале августа, Люцилла заболела и осталась дома. Билли с Рией отправились на танцы в Уэлли одни и после танцев не стали искать местечка, чтобы поставить машину, а прямо поехали в Карстэрс к Монку. Дом Монка был на окраине города. Билли и Рия тоже жили в Карстэрсе: Билли в самом городе, а Рия на ферме, где разводили кур, совсем недалеко от этого ряда домов вдоль реки – только мост перейти.

Увидев машину Уэйна у дома Монка, Билли приветственно завопил, будто встретив самого Уэйна:

– О-хо-хо-хо-хо! Вот он, Уэйн! Опередил нас, боец-молодец!

Потом сжал Рии плечо и приказал:

– Идем внутрь. Ты тоже.

Миссис Монк впустила их через заднюю дверь, и Билли сказал:

– Видите, я привел вашу соседку.

Миссис Монк посмотрела на Рию так, словно та – камень на дороге. У Билли Дауда были странные представления о людях. Всех бедняков (то есть бедняков в его понимании) он скопом записывал в одну группу, которую еще иногда называл «рабочий класс». (Рия знала это выражение только из книг.) Рию он определил в один класс с Монками, потому что она жила на ферме на склоне холма. Билли не понимал, что семья Рии ни в коем случае не считала жителей этих домов своими соседями и что ее отец никогда в жизни не стал бы выпивать в доме у Монка.

Рия иногда встречала миссис Монк на пути в город, но та ни разу не заговорила с Рией. Миссис Монк укладывала темные седеющие волосы в узел на макушке и не пользовалась косметикой. Она сохранила фигуру, что удавалось немногим женщинам Карстэрса. Одевалась она просто и аккуратно – не по молодежной моде, но и не так, как, в представлении Рии, одевались домохозяйки. Сейчас на миссис Монк была клетчатая юбка и желтая блузка с короткими рукавами. Выражение лица у нее никогда не менялось – лицо было не враждебным, но серьезным и сосредоточенным, словно от привычного груза разочарований и забот.

Она провела Билли и Рию в эту комнату в недрах дома. Мужчины, сидевшие за столом, не подняли голов и вообще не замечали Билли, пока он не выдвинул себе стул. Возможно, здесь было какое-то правило на этот счет. На Рию никто не обращал внимания. Миссис Монк сняла что-то с кресла-качалки и жестом пригласила Рию сесть.