так, как будто убитая пришла раньше всех и зачем-то зашла переодеться, оставив там и сумочку. Но сама при этом осталась в верхней одежде. Может быть, сумочка как-то помешала убийце?

Согласно документам, погибшую звали Нелли Казинидис, гречанка, прилетела в Россию полгода назад. Еще в сумочке лежала связка ключей от дома и ключи от машины. Баночка леденцов – и больше ничего. Совсем нетипичная дамская сумочка.

Гуров посмотрел на фотографию в паспорте и сразу вспомнил. Этот взгляд, серьезный и в то же время чуть рассеянный, сквозь собеседника, невозможно было забыть. В девяностые годы она была очень популярной художницей. Ее сравнивали с Зинаидой Серебряковой по манере письма и любимым сюжетам. Она рисовала обычные уличные сцены, но все женщины на этих картинах были вдохновляюще прекрасны и грустны одновременно, а мужчины чуть растеряны, словно так и не смогли понять, как им теперь жить в мире, где все настолько поменялось. И поменялось очень быстро, и продолжает меняться. Всех участников жанровых сцен художницы хотелось защитить, уберечь, сказать, что когда-нибудь все будет хорошо.

В то яркое, суматошное и тяжелое для многих время перемен в это мало кто верил. Что завтра наступит, что, возможно, все когда-нибудь станет относительно стабильно и снова будут цениться интеллект и образование, а не сила и наглость. Людям не хватало нежности, которую Казинидис, казалось, добавляла в краски во время работы.

Искусство тогда тоже менялось. Активнее всего продавались яркие лубочные картины в тяжелых, слишком богатых для любого интерьера рамах либо что-то слишком абстрактное, непонятное даже самому художнику. Но чем ярче, грубее и непонятнее, тем лучше.

Именно поэтому картины Нелли стали так популярны, они были уютными. Пусть и в большинстве своем грустными. Гуров хорошо помнил, что и сам не отказался бы тогда, в девяностые, пожить в том мире, где за таким окном, как на одной из ее картин, теплый, оранжевый свет льется из раскрытых лепестков плафона люстры, на плите теплый чайник, а кастрюля с макаронами или картошкой завернута в полотенце, чтобы не остыла.

Время было непростое. Подобная живопись не продавалась. Но у Нелли появился друг, соратник, а потом и муж. Андрей Казинидис. Грек с русскими корнями. И явный поклонник знаменитого Остапа Бендера, судя по дальнейшей истории его жизни.

– Помнишь бриллиантовое дело «Голден Ада»? Девяносто шестой год? – спросил Гуров у Стаса, показывая ему паспорт убитой.

– Еще бы, только подробности уже не очень. А как все хорошо началось. Только я обрадовался, что нас ждет обычный загадочный труп, а тут, оказывается, тело с таким «душком», – вздохнул Крячко. Он очень не любил такие дела – «приветы» из прошлого. Большей частью фигуранты давних дел давно покинули либо просторы родины, либо мир живых.

Гуров кивнул. Нужные записи с камер Алмазного фонда были скопированы на флешку, и напарники вернулись в помещение, где эксперты уже подготовили тело Казинидис к транспортировке. Хорошо, что Кремль открывался для посещения только в десять, а рядовые сотрудники музея приходят к девяти. Тело смогли быстро погрузить в машину, и эксперты уехали, избавленные от внимания любопытных туристов. Сыщики еще раз подробно осмотрели все помещение, соседние залы, переговорили с ночной охраной, прикинули, какие посты могли видеть убитую или тех, кто мог прийти вместе с ней, составили план и отправились в Главк.

Генерал Петр Николаевич Орлов вызвал к себе Гурова и его напарника и ближайшего друга полковника Станислава Крячко сразу после их возвращения из Кремля и открытым текстом, но за плотно закрытыми дверями кабинета дал понять, что он хочет от них, чтобы они взяли на себя расследование убийства в Алмазном фонде. Именно убийства, а не дела прошлого, связанного с убитой. Которое давно уже закрыто.

– Петр Николаевич, мы с первого раза поняли, – не выдержал Лев Иванович после того, как генерал в третий раз повторил, что нужно найти убийцу и понять, как жертва оказалась в закрытом служебном помещении.

– То есть не будет как в прошлый раз? – уточнил Орлов, скептично щурясь. Гуров и Крячко честно попытались припомнить, какой именно случай из всех генерал имеет в виду. И на всякий случай приняли максимально честный вид. Ведь это сопутствующий риск любого расследования – по пути всегда найдется что-то еще, и одно дело тянет за собой другое, и хорошо, если только одно. Генералу виднее, поэтому они синхронно кивнули.

– Ладно, официальную версию я слышал, теперь рассказывай, что думаешь, Лев Иванович.

– Казинидис в девяностых была известной художницей, но, как только вышла замуж, перестала писать и пропала. Так как в махинациях мужа ее следов не обнаружилось, как и никакого имущества, записанного на нее, она так и осталась в Греции после того, как его сначала посадили в тюрьму в Афинах, а потом депортировали в Россию. – Гуров специально докладывал коротко, виртуозно обходя главную аферу девяностых, касающуюся бриллиантов, Гохрана и фамилии Казинидис.

– Мне сразу показался знакомым запах. – Полковник поморщился, и Стас, поймав его взгляд, кивнул, он тоже уже понял, что послужило орудием убийства.

Так пах растворитель краски. Им напоили погибшую. Страшная, мучительная смерть, если бы не огромное количество опиатов в крови. Она умерла сравнительно быстро, не почувствовав боли. Возможно, еще до того, как растворитель начал разъедать слизистые, сжигая их.

– Полный анализ делали? Следы, что ее обкололи и отравили специально? – так же быстро и коротко спросил Орлов.

– Делают. Тело забрал новый эксперт. – Станислав коротко рассказал о данных визуального осмотра, полученных Дарьей, которая была больше похожа на районного библиотекаря, чем на судмедэксперта. – Следов борьбы нет, следов того, что ее связывали или удерживали насильно, нет. Скорее наоборот.

– В смысле?

– Слишком аккуратный свежий маникюр, прическа, макияж. Дарья предположила, что она была в салоне накануне гибели, – пояснил Гуров. – Если бы была борьба, ногти бы точно пострадали, да и прическа волосок к волоску бы не лежала, ясно дело.

– А что по украшениям? – Петр Николаевич расспрашивал о деталях, но сыщики знали начальство уже давно, понимая, что он хочет оттянуть переход к следующему вопросу. Поэтому обстоятельно доложили о том, что украшения, да, дорогие, да, редкие, но по базам украденных нигде не проходят, эксперты проверяют и их тоже на соответствие международным стандартам, скорее всего, у них должны быть сертификаты или что там еще присваивается таким в прямом смысле этого слова грудам бриллиантов.

– Есть еще один момент, – отметил Крячко, – позвонили полчаса назад, в соседнем зале были выставлены шпильки какой-то из императриц. И одна из шпилек оказалась без бриллианта. Рядом с ней была очень дорогая брошь, ее