До сих пор Трифон словно не слышал моих вопросов.

— Но пойми и ты меня. Здесь мой обход, я тут работаю. Отвечаю за этот участок леса. Потому и интересуюсь.

Трифон снова помолчал. Я искоса наблюдал за ним — он дышал легко и свободно.

— Никаких тайн у меня нет, — наконец ответил он. — Ни загадок, ни преступлений. Я просто ушёл от мира, вот и всё. Живу здесь, молюсь богу. Собираю ягоды и грибы. Иногда выхожу к людям, чтобы продать то, что собрал, и купить самое необходимое. Да, ещё ловлю рыбу. Но немного, только на еду. А зверей не трогаю — мясо я давно не ем. Хватит тебе этого?

— Да, — кивнул я. — Спасибо, что объяснил. Так чем я могу отблагодарить тебя за помощь? Инструменты, консервы, лекарства?

Трифон еле заметно улыбнулся в густую седую бороду.

— Господь надоумит, если понадобится, — повторил он.

Затем собрал вычищенную рыбу и молча ушёл в землянку.

Глава 27

На следующее утро я собрался домой. Выбрался из землянки и сидел на травянистом холме, тщательно наматывая портянки. Рядом Трифон вытёсывал мне костыль из толстой суковатой берёзы.

— Ну-ка, примерь!

Я поднялся на ноги. Размер Трифон выбрал идеально — крепкий сук ложился как раз в подмышку. Верхний обрубок ствола упирался в плечо, крепко фиксируя костыль.

— Хорошо!

Но Трифон нахмурился.

— Хорошо, да не очень. Намнёт тебе подмышку через час. Погоди!

Он спустился в землянку и тут же вернулся, неся в руках обрезок ватного одеяла и капроновую верёвку. Обмотал одеялом сук и обрезок ствола.

— Подержи!

Я зажал одеяло, а Трифон плотно обмотал его верёвкой, сделав побольше витков.

— Ну, вот! Другое же дело. Теперь точно доберёшься до своей Черёмуховки.

Трифон произнёс это с усмешкой, но по-доброму.

Я тоже улыбнулся и поднял глаза. В синем утреннем небе медленно плыли белые кучевые облака. Дождь кончился ещё позавчера, но воздух до сих пор пах сырой свежестью. Даже трава не высохла до конца — настолько высока была влажность.

— Иди прямо в деревню, — сказал Трифон, глядя прямо на меня. — Обратно к базе не возвращайся.

— Что там? — спросил я. — Всё сгорело?

Трифон сурово кивнул.

— Слава Богу, огонь на лес не перекинулся. Дождь помог — погасил пламя. Инструменты, которые ты выкинул, я собрал. Увидишь ближе к реке поваленную ель с выворотнем — я там их под ствол подпихнул.

Он помолчал и добавил:

— Не моё это дело, но скажу. Видел на пожаре другого егеря. У него ещё база на дальнем конце озера.

— Жмыхина? — уточнил я.

Солнечный день словно потемнел.

— Я его фамилию не спрашивал, — просто ответил Трифон.

— Как думаешь, мог он поджечь домики?

Этот вопрос мучил меня всё время. Я просто не мог не задать его.

— Не знаю. Господь говорил: «Не судите, да не судимы будете». Вот я и не сужу.

— Но ты же здесь живёшь, — не отставал я. — Наверняка что-то видел. Можешь мне рассказать — что происходит у Жмыхина на базе?

По изменившемуся лицу Трифона я понял, что сплоховал. Не станет он мне ничего рассказывать.

— Прости, Трифон, — вздохнул я. — Понимаю.

— Не понимаешь, — возразил он. — Пока не понимаешь. Но пытаешься, и это тебе зачтётся.

Он наклонился к густой траве. А когда выпрямился — на его широкой ладони алело несколько ягод крупной земляники.

— На вот, угостись на дорожку. Да и шлёпай себе.

Я осторожно принял ягоды в пригоршню и ссыпал их в рот. Проглотил сладкую, сочную земляничную мякоть.

— Спасибо!

— Не за что. Ну, прощай, Андрей.

Трифон повернулся и, ничего больше не говоря, ушёл в землянку.

Глядя на его широкую спину, я поймал себя на мысли, что завидую ему. Он жил невообразимо суровой, но очень простой и понятной жизнью. В этой жизни не было места слабостям, страхам или сомнениям.

Интересно, смогу ли и я когда-нибудь жить вот так?

Я ещё минуту постоял, потом опёрся на костыль и похромал в сторону реки.

Песенка после дождя сильно вздулась. Мутный поток с громким журчанием бежал в глинистых берегах. Торчавшие из воды большие камни бесследно скрылись.

Чёрт, а как же я буду переправляться? Или идти по этому берегу? Это, конечно, вариант. Вот только тропинки здесь нет, а пробираться сквозь лесную чащу я буду гораздо дольше. Если же на пути попадётся заболоченная заводь — замучаюсь обходить стороной.

Хорошенько поразмыслив, я всё же решил перебраться на нужный берег. Спустился к реке и ступил в воду, осторожно нащупывая дно костылём.

Пускаться вплавь не пришлось. На середине реки вода почти доставала до груди, но течение не сбивало с ног, и я благополучно добрался до берега. Только в одном месте пришлось обходить здоровенный камень, который я заблаговременно нашарил костылём.

Выбравшись на берег, я снова призадумался. По-хорошему, стоило бы разуться, выжать и перемотать портянки. Но смогу ли я потом натянуть сапог на больную ногу?

В задумчивости я сделал несколько шагов и махнул рукой на переобувание. Сапоги сидели плотно, не ёрзали. Риск натереть мозоли был минимальным. Чёрт с ним! Доберусь до деревни, а там разберёмся.

Упираясь костылём в размякшую от дождя лесную почву, я упрямо шёл вперёд. Сначала пытался считать шаги. Потом плюнул на это дело и просто шагал, механически переставляя ноги.

Неожиданные порывы ветра стряхивали с деревьев тяжёлые холодные капли. Капли падали мне за воротник, заставляя ёжиться. Ветер лез холодными ладонями под вымокшую штормовку. А я всё шагал и шагал.

Неизвестно откуда на ум пришли слова:

Ангел-хранитель, служитель Христов, крылатый и бестелесный,

Ты не знаешь устали в своих путях-дорожках.

Молю тебя быть спутником моим по моей же путь-дорожке.

Предо мной дорога дальняя, трудный путь выдался рабу Божию.

Пробормотав их в первый раз, я сильно удивился. Откуда? Верующим я не был ни в прошлой жизни, ни в этой. В церковь заходил от силы пару раз — поставить свечку, да помолчать перед иконами. И вот тебе!

Но потом до меня дошло, что именно эту молитву вчера вечером читал Тихон. Я не особенно вслушивался в его тихий монотонный голос, а вот, пожалуйста — запомнил! И сейчас, когда монотонное движение выматывало, а до цели было