эффект был примерно как от взрыва бомбы. Даже сам Верховцев пребывал в некотором шоке. Но и отменять решение своих людей не стал. Сам разрешил – так нечего и назад сдавать. Свои не так поймут, а их мнение сейчас для него было важнее, чем злобный шепот архангельского общества. В конце концов, с одними ему завтра идти в бой, а других он, может, никогда и не увидит больше. Умение же отстаивать интересы своих людей нижними чинами ценилось всегда, и стоило рассматривать происходящее как негласную проверку, стихийно устроенную командиру его людьми.

Что же, Бойль все это понял, скривился, но отказывать не стал. Когда он награждал женщин, на площади стояла гробовая тишина. Они герои, но они – женщины! Это прямо читалось на лицах собравшихся, и Александр даже почувствовал некое извращенное удовольствие, наблюдая, как кривятся, словно обожравшись лимона, местные чинуши. Но, к своему удивлению, обнаружил он и другое. Кое-кто, особенно молодые, наблюдали за происходящим не только без враждебности, но даже и с некоторым энтузиазмом. Женская половина «высшего общества» тоже выглядела удовлетворенной происходящим. Не так все и плохо, если вдуматься. А остальных… Остальных он еще раз хорошенько разозлит! Просто так, из врожденной дворянской вредности. И потому, что чувствовал себя оскорбленным.

А оскорбляться было на что. И тому факту, что никакой помощи в снаряжении кораблей не было, ну да это больше к купцам. И тому, что некоторые, особенно из тех, кто к старости выше десятого класса не поднялся, за спиной говорили, что незаслуженно мальчик получил награды. Небось, папа подсуетился, а сам он вместо того, чтоб воевать, на мостике в героической позе стоял. Или вовсе на берегу отсиживался, подальше от картечи.

Слухи – штука своеобразная. Им принято верить, причем не только в России. Скажи кто-то подобное в лицо – дуэль, но когда говорят как бы между делом о том, что кто-то где-то слышал… В общем, по репутации бьет, а смыть оскорбление кровью обидчика не получается. И из-за этого обидно вдвойне.

Кто-нибудь постарше, не столь темпераментный, зато жизненным опытом умудренный, просто не обращал бы внимания. Собака лает, караван – идет… Или, как говорил великий Крылов, «ай, Моська, знать она сильна, что лает на слона». Увы, Александр не обладал ни мудростью прожитых лет, ни безразличием, которое дает все тот же житейский опыт. А потому хотелось отомстить, и в голове возник план, как это сделать.

Мальчишество, конечно. Когда он поделился идеей с Матвеевым, купец ему так и сказал. А потом немного подумал – и в глазах его запрыгали озорные искорки. Поразительно, но в этом немолодом уже, суровом на вид человеке все еще жил не наигравшийся в детстве романтик. Поэтому и в рейды ходил, а ведь мог остаться на берегу, никто бы не осудил. И идея Верховцева при всей несуразности, наглости, а может, и вредности ему понравилась.

В общем, в последний вечер перед отплытием Бойль устроил прощальный прием. Пьянка и небольшой бал – все сразу. Народ в провинции развлекаться любит ничуть не меньше, чем в столице, разве что возможностей тут поменьше. Все это понимают, а потому менее притязательны, чем в Петербурге, но отдохнуть все были намерены серьезно.

Вообще, свезло им в этом месяце. В прошлый раз прием был устроен в честь награждений, всего на неделю раньше. Из него Александр, правда, вынес только очередную головную боль – все же пить здесь умели, моментально влив в пусть не единственного, но однозначно главного виновника торжества дозу, превосходящую его скромные возможности. Если бы не опека Бойля, там бы и сосватали, потому как многоопытные кумушки вились вокруг стремительно теряющего контроль над ситуацией офицера, будто коршуны над падалью. Но – обошлось, и Александр отделался малой кровью, приглашением в гости, от которого по общей упитости организма не удалось отвертеться. В общем, утром он проснулся с ощущением, что забыл сегодня кого-то послать по всем известному адресу, но менять что-либо было уже поздно.

Для Верховцева так и осталось тайной за семью печатями, как мать той девицы на выданье ухитрилась отшить целый сонм ее близких и не особенно подружек, старательно набивающихся на то же чаепитие. Но – справилась. Как оказалось, лишь для того, чтобы позорно упустить свой шанс. Если проспиртованные накануне мужчины в лице отца семейства, его сына, могутного детинушки лет двадцати, и самого Александра были как огурчики, то обе женщины ухитрились подхватить жестокую простуду. Зрелище потенциальной невесты с набрякшими веками, красными, будто с недосыпу, слезящимися глазами и соплями до пояса могло набухать и куда менее притязательного ценителя. Так что мамаше, женщине неглупой, оставалось лишь признать свое поражение и не мешать мужчинам срочно поправлять здоровье путем умеренных возлияний. Те были ей за понимание весьма благодарны, а потому вечер завершился практически идеально.

Александр даже подумал, что когда-нибудь посетит гостеприимное семейство, но это – так, дело отдаленного будущего. А пока… Пока он обратился к ним совсем по другому поводу. И, как оказалось, был прав – если у человека что-то не удалось, то зло пошутить над окружающими он точно не откажется. Особенно если это женщина!

Ввести в дворянское общество кого-то, не имеющего к этому сословию ровно никакого отношения – это нечто! Разумеется, бывало, и не раз, но… Крепостной крестьянин, в армии выслуживший офицерский чин и благодаря этому получивший дворянство, личное или потомственное – это одно. Тот же Гребешков уже на прошлом приеме воспринимался свысока, но притом с пониманием. Четырнадцатый класс в Табели о рангах, не бог весть что, но уже и не пустое место. Тем более – война, а она кое-что меняет.

То же самое бывало, когда дворянин женился на девице подлого сословия. Но, опять же, в этом случае он вводил ее в свой круг. Это воспринималось обществом как мезальянс, но все же дело житейское. Смотрели на это по-разному, чаще отрицательно. Даже Шереметеву в свое время такое с рук не сошло, и многие от него отвернулись. Но все же и прямым оскорблением появление такой женщины на приеме, среди благородной публики, не выглядело – формальные приличия соблюдены. Однако, когда делающий блестящую, не снившуюся здесь никому, карьеру офицер приходит на прием со спутницей-крестьянкой… Не женой даже, а просто поварихой с корабля! Для высшего общества это было самой натуральной пощечиной.

Хотя, конечно, Алена выглядела замечательно! Зря Бойль говорил, что она простовата. На самом деле, грамотно наложенный макияж любую дурнушку превращает в королеву бала. Доказано французами – женщины у