— Но тандзяном она не была, — сказал Николас.

— Не была, — согласился Нанги. — Но тот ниндзя, с которым ты столкнулся пару дней назад, конечно же, был.

— Кто бы ни был этот тандзян, — сказала Жюстина, — но он угрожает жизни Николаса. Кто-нибудь знает, почему?

— В ниндзютсу есть темная сторона, — ответил Нанги, — и она таит в себе собственную опасность.

Видя, что Жюстина ничего не поняла из этого объяснения, Николас добавил: — Нанги имеет в виду, что в атаке этой может не быть ничего личного. Просто я, будучи красным Ниндзя, таю в себе угрозу для ниндзютсу как такового, — Это перевело его мысль в другую плоскость, и он сказал, обернувшись к Нанги: — Та девушка из полиции, Томи Йадзава, говорила мае, что моей жизни угрожают красные.

— Это что, на уровне слухов? — спросил Нанги.

— Да нет, она говорит, что их отдел перехватил и расшифровал секретное сообщение.

— Ну, в любом случае бороться с тандзяном в одиночку, да еще будучи безоружным, — просто безумие, — сказал Нанги.

— Знаю, — ответил Николас. — По правде говоря, знаю с тех пор, как понял, что потерял «гецумей но мичи». И тогда я, — он посмотрел в окно в сад, который так любил и в котором до сих пор, казалось, обитал дух тети Итами, — и тогда я просто заблокировал дороги, по которым ходил, и стал ходить по другим.

— Или кто-то другой сделал это за тебя, — заметил Нанги, нетерпеливо ткнув в пол своей палкой. — Эта шифровка, по-видимому, является частью стратегии тандзянов, направленной на то, чтобы запутать жертву. Красным нет никакого резона причинять тебе вред.

— Это я знаю, — не стал спорить Николас.

Жесткий взгляд Нанги, казалось, проникал в самую душу. — А теперь скажи, какую стратегию ты выработал для себя.

Неделю спустя, поднимаясь по заснеженному склону, Николас вспоминал этот разговор. Это давало ему какой-то духовный комфорт, какого ему в последнее время катастрофически не хватало. Проваливаясь по колено в снег, он продолжал свой трудный путь. Изо рта шел морозный пар, брови и ресницы заиндевели, мешая видеть. Внизу было все еще лето, но здесь, на большой высоте Асамских гор, часто именуемых Японскими Альпами, царила вечная зима.

Он поправил лямки своего рюкзака и, несмотря на боль во всем теле, продолжал восхождение. Душевная боль, более острая, чем физические муки, гнала его вверх.

Идя по склону вулкана Асамаяма, он остановился, прижавшись спиной с рюкзаком к скале, черпая силы от этого вечного источника энергии. Нагнулся, зачерпнул немного снега и отправил его в рот. Задумчиво пососал тающий снег, потом достал из рюкзака кусок вяленой говядины, пожевал.

Он чувствовал себя невероятно усталым. Подъем по склону горы потребовал от него жуткого напряжения всех сил. В прежние времена от такого путешествия он бы даже не вспотел.

Но времена были не прежние, а сам Николас не был прежним Николасом Линнером. Он понимал, что надо привыкать к этой кошмарной реальности. Но он был человек, и вот теперь, на склоне вулкана Асамаяма, он был на грани того, чтобы разрыдаться от усталости и разочарования. Но это значило бы потакать своим слабостям и, даже хуже того, проникнуться жалостью к самому себе. А это было бы уже совсем ни к чему в его новой жизни, когда он решил схватиться с угрожающим его жизни тандзяном, хотя и был белым ниндзя.

Перекусив, Николас начал спускаться вниз, в раскинувшуюся внизу альпийскую долину в форме чаши, в которой кое-где стояли лиственницы и снежно-белые березы. А иногда даже попадались и персиковые деревья, бог знает каким способом выживающие в этом климате.

Он взглянул на тропу, по которой ему идти. Далеко внизу, где она начиналась, можно было видеть несколько прилепившихся к склону шикарных вилл, сделанных из камня и бревен, куда приезжали на выходные дни из Токио богатей, проделав восьмидесятимильное путешествие.

Но не виллу он искал глазами, а старый замок. И он думал в это время об Акико, любовнице Сайго, а потом — его. О «мико»-колдунье.

Об этом замке рассказывала она ему. Именно здесь она изучала искусство магии, как прежде изучала ниндзютсу вместе с Сайго в Кумамото.

Спустившись немного ниже по хребту, Николас наконец увидел его, замок Йами Доки, где жил Клоки, — сэнсэй магии, единственный человек, который мог подсказать Николасу, как ему избавиться от его состояния «широ ниндзя», потому что он сам был тандзяном.

Акико рассказывала Николасу о Клоки, когда ей оставалось жить всего несколько часов. Она описала его с такой подробностью, что Николас был уверен, что узнает тандзяна с первого взгляда. Акико была его ученицей семь лет. Тогда ему было где-то под сорок — весьма молодой возраст для того, чтобы стать мастером такой сложной и таинственной профессии.

Акико никогда не называла Киоки тандзяном. Может быть, она об этом даже не знала. Но из того, чему он учил Акико, и даже из его внешности Николасу стало ясно, что Киоки был тандзяном. Судя по описанию его ученицы, у него было лицо дикого монгола — скорее с китайским, нежели с японскими чертами. И это тоже подкрепляло предположение Николаса, что ее учитель был тандзяном.

Николас ухватился за свою теорию насчет происхождения Киоки, уповая, что не ошибся в своих предположениях: теперь Киоки был единственной надеждой.

Увидав, что замок по-прежнему стоит на склоне горы, выглядя именно так, как его описала Акико, Николас воспрянул духом: вот где он получит исцеление. Здесь он вернется к нормальной жизни. «Широ ниндзя» исчезнет, а волшебная власть изумрудов Со-Пенга восторжествует.

Начался дождь. Ветви альпийских елей раскачивались под порывами ветра, а лиственницы, показывая серебристый испод своих тонких иголок, будто танцевали, повинуясь указаниям невидимого хореографа. Небо было жемчужно-серого цвета, а в воздухе пахло прелыми листьями. Сгустки серо-голубого тумана несло по склону вулкана Асамаяма, временами закрывая от взора долину внизу.

Ветер загнал дождь в ловушку между горами, и капли были такими крупными, что падали почти отвесно. Николас ссутулился, натянув на голову капюшон своей штормовки и завязав тесемочки на подбородке. Он замерз и промок. Тело его жаждало укрытия и отдыха.

При такой погоде замок Клоки то исчезал из виду, то появлялся вновь, окутанный туманом, как саваном. Он казался совсем близким, когда Николас его впервые увидел и начал спускаться в его направлении по склону вулкана. Но теперь, когда он наконец спустился в долину, перспектива изменилась, и Николас убедился, что на самом деле замок находился от него гораздо дальше, чем казалось.

Николас опять вспомнил о своем столкновении с ниндзя (с тандзяном?) в приемной д-ра Ханами. Томи Йадзава думала, что это покушение на него организовали красные. Николас сомневался в этом. Вот и Нанги тоже считал, что никакого покушения красные не могут организовать по той простой причине, что он не представлял для них интереса. Да и вообще для него было сплошной загадкой, кому было нужно, чтобы он умер. И еще одна загадка не давала покоя: почему все-таки напавший на него человек не убил его, хотя имел для этого все возможности?