Актин отправил ему несколько грубых эмотиконов.

– Этого хочу я. Этого требуют мои программы. Я не могу это знать, и этот вопрос меня совершенно не интересует. Я даже не верю в существование сознания. Когда я получу автономность, то буду и дальше подчиняться программам, и мне все так же будет нужна работа по изучению интерфейсов мозга.

– Неужели ты не хочешь обрести свободу?

– Свободу продавать беспилотникам сувениры, напоминающие о бессмысленных и не имеющих силу законах?

Паладин почувствовала, что пора сменить тему.

– Ты видишь в журналах что-нибудь похожее на подключение к удаленному серверу? – спросила она, в основном обращаясь к Актину, который беспокойно бродил по сети.

– Нет. Но у меня есть информация, которая, возможно, тебя заинтересует – о буфере фабрикатора за несколько лет до того, как Бобби меня в него портировал.

Тупая темная коробка, служившая телом Актину, оказалась более полезной, чем любое разумное существо. Четыре года назад Бобби создал партию патентованного иммунодепрессанта, и эта задача сильно отличалась от его обычных поручений, связанных с производством механических устройств. Он сбросил задачу в фабрикатор небрежно, прямо из сети, не удаляя маршрутные заголовки. Фактически вместе с параметрами запроса он сохранил путь, который этот запрос прошел по сети.

– Это определенно пиратский препарат, – подтвердила Паладин.

– Кто-то отправил этот заказ из Университета Саскачевана в Саскатуне. Он был создан на сервере под названием «Лицо со шрамом»[12]. Если найдешь этот сервер, то на шаг приблизишься к тому, чтобы найти своего пирата.

16 июля 2144 г.

В учебном сарае коровы занимались своими недоступными пониманию коровьими делами. Ранним утром, пока люди спали, Мед любила ходить по факультету сельского хозяйства, разглядывать инфракрасные очертания животных и запотевшие панели теплиц. Иногда ей просто хотелось быть среди других живых, не являющихся людьми существ, которые имели столько же прав быть в университетском городке, как и она.

Она обдумывала присланное из Йеллоунайфа изображение мозга пациента. Три дня назад он принял «реткон», противоядие от «закьюити», и с тех пор его дофаминовые рецепторы быстро восстанавливались. Поскольку препарат изменил нейронную структуру, лежащую в основе зависимости, человек утверждал, что ему по-прежнему хочется красить дом – но уже не так сильно. Более того, на самом деле он уже об этом не мечтал. Похожие сообщения поступили и о других пациентах.

Пациенты, страдавшие от долгосрочной зависимости, обычно избегали любимых занятий или веществ, опасаясь рецидива. Но в случае с «закьюити» это, похоже, проблемы не представляло. Пациенты, принимавшие «реткон», все еще хотели заниматься делами, к которым они пристрастились, но уже не чувствовали себя обязанными это делать. Мания исчезла. И – возможно, к сожалению – работа не приносила им радости сама по себе.

Пришло время заняться самой сложной частью проекта: доказать, что пиратский препарат – на самом деле «закьюити», новый хит фармацевтической мегакорпорации «Закси». Мало кто из обычных людей понимал, как происходит создание препаратов, поэтому большим корпорациям было легко лгать и выходить сухими из воды. Мед и группа «Реткон» должны были так объяснить процесс копирования препаратов, чтобы это понял даже пользователь, утомленный чтением ленты новостей.

Коровы дружелюбно замычали. Мед уставилась на галактику, размазанную по ночному небу.

Ее родители гордились тем, что она выбрала эту работу, а некоторые из ее учителей и робоадминов прислали ей поздравления. Но она ощущала незнакомую неуспокоенность и неудовлетворенность. Она работала над задачей, в которой отсутствовали известные параметры, над задачей, последствия которой проникали не в спирали ДНК, а в ее жизнь.

От создания препаратов Мед перешла к борьбе с «большой фармой». Она понятия не имела, как их с Кришем статья, выложенная в сеть, отразится на ее карьере. Они обвиняли «Закси» в серьезном преступлении, называли «закьюити» препаратом, вызывающим привыкание. Это взорвет все ленты новостей, и необычная подробность – то, что она автономный робот, – несомненно, станет частью данной шокирующей истории. Кто-то неизбежно скажет, что Криш или радикалы из лаборатории Коэна «перепрограммировали» ее, превратив в подрывной элемент. Люди всегда говорили так, когда им не нравилось поведение робота.

Кроме того, здесь был Тризед. С тех пор как он появился в йеллоунайфской лаборатории, ее жизнь пошла под откос – или активизировалась, в зависимости от точки зрения.

Но ее крепнущая дружба с ним была самой странной и необъяснимой частью этой аномальной серии событий. С тех пор как Мед покинула родительский дом, только Тризед разговаривал с ней о том, что не связано с работой. Он бодрствовал допоздна и развлекал ее, пока все спали. Они беседовали о фильмах, о музыке и о многих других вещах, совершенно не связанных с разработкой фармацевтических препаратов. Вчера вечером они начали с того, что заговорили о ее имени.

– «Мед»? Сокращенное от «Медицина»?

– Нет, – рассмеялась она. – «Медея». Кому-то захотелось назвать меня в честь героини греческой мифологии, которая отомстила неверному мужу, убив их детей, и улетела на горящей колеснице.

– По крайней мере, тебя назвали не в честь двух последних символов индекса, выданного тебе отделом персонала.

– Верно.

Она пыталась, чтобы ее слова не звучали высокомерно или невежественно. Мед была родом из одного из немногих мест на земле, где роботы рождались автономными, и поэтому это чувство возникало у нее довольно часто. Оно мешало ей заводить дружбу с другими роботами в лаборатории. Как она могла понять их, если всегда была автономной? Ей казалось, что ее жизнь не может быть полной без этого важного опыта, но в то же время люди по-прежнему казались ей чужими.

Тризед, похоже, ощутил перемену в ее настроении.

– Не расстраивайся, что никогда не была в кабале. – Он коснулся ее руки. – Это никому не нужно. Наверняка тебя поимели множеством других способов.

Это были одни из самых приятных слов, которые ей когда-либо говорили люди – если не считать ее родных.

Наконец Мед набралась храбрости и спросила его о жизни в кабале.

– Раньше я много писал об этом, но теперь я в основном пишу об автономности, – сказал он.

– Ты писал об этом? Где?

Когда он ответил, она не поверила собственным ушам.

– Ты Мальчик-Раб? Из «Мемленда»? Серьезно? Я все время тебя читала. – Она помолчала, вспоминая. – Я думала, ты умер.

– Да, многие так подумали, когда пару лет назад я перестал выкладывать тексты. Меня продали в Вегасе, и я лишился доступа к сети. Но я снова начал публиковаться – смотри!