Бродка глубоко вздохнул и пояснил капуцину, что в справочном бюро им посоветовали обратиться сюда, в офис коллегиума, поэтому он, то есть монах-капуцин, все-таки должен знать, кто был недавно похоронен на Кампо.

Монах, будучи, как и все проповедники, плохим актером, сделал вид, что задумался. Затем он ответил, что не помнит. Вероятно, Бродке будет лучше всего сделать письменный запрос в вышестоящие инстанции — в этом случае он точно получит ответ.

Жюльетт, увидев, как побагровело лицо Бродки, схватила его под руку и мягко подтолкнула к выходу из этой холодной комнаты, где любому человеку становилось зябко. Она потащила его в сторону Пьяцца дель Сант-Уффицио, которая была залита солнечным светом.

Поездка в «Оспедале Санто Спиррито» проходила в молчании. Бродка недовольно смотрел в окно.

Клиника была расположена у Ланготевере в Сассии, неподалеку от дома Фазолино, но на другом берегу Тибра, откуда был виден Ватикан. Длинное древнее здание венчалось куполом, казалось холодным и негостеприимным.

Прошло некоторое время, прежде чем они нашли дорогу в отделение, куда доставили Арнольфо Карраччи. Лестницы и коридоры, похожие на лабиринт, напомнили Бродке психиатрическую клинику в Вене.

Дежурный ординатор, мрачный старик, которому давным-давно пора было на пенсию, с недовольным видом проводил Бродку и Жюльетт в комнату для посещений, где в первую очередь осведомился об их родственных связях с Арнольфо Карраччи.

Когда Бродка пояснил, что он не родственник Карраччи, но обнаружил беднягу в жалком состоянии и организовал его препровождение в клинику, доктор поправил свои очки и безразличным голосом чиновника сказал, что пациент скончался на рассвете — сердце. Он сожалеет, что вынужден сообщить столь печальную новость.

Бродка и Жюльетт озадаченно переглянулись.

Может ли он еще что-либо для них сделать, спросил ординатор и, не дождавшись ответа, заявил, что в таком случае он должен откланяться.

Когда они вышли на улицу, Бродка едва не выругался вслух. Смерть старика снова напомнила ему о собственном бессилии. Он был убежден, что с помощью Карраччи сможет хоть немного разобраться в этой изнуряющей, запутанной игре. Уже одно то, что старый слуга выбрал место встречи на Кампо Санто Тевтонико, свидетельствовало, что ему были известны взаимосвязи, о которых они даже не подозревали.

Внезапно Жюльетт толкнула Бродку. На улице перед клиникой стоял маленький «фиат» с надписью «Пицца-сервис от Бальдассаре». Скорее всего, они проглядели бы автомобиль, не будь он припаркован посреди тротуара.

— Он, наверное, пошел в больницу к своему дяде. Подождем, пока он выйдет? — спросила Жюльетт.

Бродка кивнул.

Спустя десять минут, прошедших в молчании, в дверях клиники показался Бальдассаре. Выглядел он подавленно.

Бродка и Жюльетт подошли к нему, выразили свои соболезнования и рассказали, что договаривались встретиться с Арнольфо. Вероятно, Бальдассаре был в курсе, поскольку только слушал и ничего не спрашивал. Даже когда Бродка указал на тот факт, что Карраччи хотел продать им некую информацию, тот просто кивнул, продолжая смотреть на носки своих туфель.

Наконец он поднял глаза.

— Возможно, я смогу вам помочь. Дядя Арнольфо был мне очень близок. Он рассказывал, о чем идет речь, и я знаю, что для него имела значение не только финансовая сторона дела.

— Итак, вам известно, что ваш дядя требовал за свою информацию денег? — спросил Бродка.

Бальдассаре кивнул.

— Он говорил мне об этом.

— Он сказал вам о том, что хотел предложить взамен? Ваш дядя намекал моей жене, что у него есть кое-что интересное для нас. Если вы сможете сообщить нам, что он вам рассказал, мы в долгу не останемся.

Как и все итальянцы, Бальдассаре испытывал непреодолимую страсть к деньгам, и, как и всем итальянцам, ему было трудно в этом признаться. Поэтому он сказал вовсе не то, что, вероятно, имел в виду.

— Синьоры, деньги не так уж важны, если я смогу вам помочь. Кроме того, это будет в память о дяде Арнольфо, упокой Господь его душу.

Бродка и Бальдассаре договорились встретиться на следующий день, но Жюльетт на этой встрече присутствовать не могла: ее ждало судебное разбирательство в Мюнхене.

Из аэропорта Жюльетт направилась прямо на виллу Коллина, расположенную в Богенхаузен, респектабельном районе города. Ей нужно было забрать свою одежду и необходимые бумаги. Она боялась столкнуться с мужем, хотя знала, что в первой половине дня профессор обычно находился в клинике.

Когда она открыла входную дверь, в нос ей ударил неприятный запах. Казалось, в доме неделю не проветривали. В гостиной она увидела две кучи вещей. Прошло немало времени, прежде чем Жюльетт поняла, что это были ее собственные платья.

Она бросилась в спальню на втором этаже. Дверцы шкафов были распахнуты, ящики выдвинуты. Судя по всему, тут постарался сумасшедший. Или пьяный.

Жюльетт охватила невыразимая ярость. Она сбежала вниз по лестнице, бросилась к телефону и заказала такси.

Водитель не понимал, что происходит, поскольку разъяренная женщина подгоняла его так, словно речь шла о жизни и смерти. Когда они доехали до клиники Коллина, Жюльетт сунула в руку водителя купюру, выскочила из автомобиля, забыв даже захлопнуть за собой дверь.

Секретарша в приемной подпрыгнула, увидев жену шефа, но ничего не сказала. Жюльетт распахнула двери в кабинет профессора. Коллина там не было.

Она обернулась и ледяным тоном поинтересовалась у секретарши:

— Где он?

Женщина сглотнула и отвела взгляд. С трудом произнесла:

— Мне очень жаль, но… — И умолкла.

Жюльетт, заподозрив в молчании секретарши указания Коллина, набросилась на нее:

— Я хочу знать, где мой муж, черт побери!

Секретарша наконец обрела дар речи и смущенно пробормотала:

— Следуйте за мной, пожалуйста.

Она повела Жюльетт по лестнице на четвертый этаж, до двери в конце коридора. Жюльетт нажала на ручку, дверь открылась, и она влетела в комнату. Она ни на секунду не задумывалась о том, что может обнаружить за дверью. Из-за охватившего ее гнева Жюльетт видела перед собой только нагло улыбающееся лицо Коллина — как обычно бывало в таких ситуациях.

Но уже в следующее мгновение Жюльетт ужаснулась. Коллин сидел в инвалидном кресле. Его голова была зафиксирована при помощи длинных сверкающих стальных болтов и зажата в нечто наподобие тисков. Неподвижный, как египетская статуя, он смотрел на Жюльетт. От этого зрелища ей стало не по себе.

— Боже мой! — воскликнула Жюльетт, потрясенная увиденным.

Вероятно, вызванный секретаршей шефа, в комнату вошел главный врач в сопровождении медсестры. Он взял Жюльетт под руку и попросил ее следовать за ним, но та вырвалась.