Во Франции она была неизбежна. Более 40 лет на троне оставался Людовик XV, чье правление было угнетающим, развратным и обернулось множеством неудач во внутренней и внешней политике. Попытки реформировать налоговую систему завершились крахом. Возник чудовищный контраст между бесновавшимся от богатства версальским двором и все углублявшейся нищетой основной массы населения. А между ними крепло, богатело сословие буржуазии, лишенное тех привилегий, которые почему-то достались бездельникам-аристократам.

Первые зарницы революции были заметны и в Аррасе. Собрались местные Штаты (со времен Средневековья – орган самоуправления), куда был избрал и Робеспьер. Это естественно. Он человек с парижским образованием, достойный, скромный, нормальный буржуа; в нем нет пока никаких признаков будущего пламенного революционера. Между прочим, он долго был противником смертной казни. Даже накануне решения Конвента о казни Людовика XVI Робеспьер колебался. Он не без оснований предполагал, что, когда слетит голова короля и рухнет сам институт монархии, новое сословие буржуазии станет еще страшнее. Ибо в духе учения Руссо он безоговорочно считал богатство подлостью. А достоинствами называл бедность и благородство. На этом черно-белом противопоставлении строилось все его мировидение.

Первые выступления Робеспьера в Штатах Арраса оказались совершенно неудачными. Голос у него был тихий, но неприятный. А ведь во Франции уже звучали раскаты мощного голоса Оноре Мирабо, этого революционера из аристократов. Уже оказывал магическое действие на публику обладавший поразительной внутренней энергией Жорж Дантон. И менее обаятельный Робеспьер впечатления своими первыми речами не произвел, хотя высказывался в пользу прогрессивных начинаний. Например, он поддерживал введение всеобщего избирательного права. Он знал великое наследие века Просвещения: труды Монтескье, Вольтера, Дидро, д’Аламбера, Руссо и других.

С такими идеями он прибыл в Париж как депутат Генеральных штатов от Арраса. Парламент был созван королем летом 1789 года в последней попытке остановить крах французской монархии. Институт Генеральных штатов существовал с 1302 года как опора, но и ограничитель королевской власти. Они не созывались на протяжении последних 175 лет. Теперь же они возродились как символ возможного парламентаризма.

С созывом Генеральных штатов связан замечательный эпизод, с которого началось их преображение в Конвент – высший орган управления революционной Франции. В традициях феодализма депутаты верхней палаты, аристократы, должны были входить во дворец через парадную дверь, а третье сословие – через черный ход. А ведь у некоторых из тех, кому надлежало пользоваться черным ходом, были в распоряжении огромные деньги. И эта последняя капля, кажущаяся мелочью, взорвала ситуацию. Депутаты от третьего сословия, пройдя через черный ход в отведенный им зал – зал для игры в мяч, объявили себя Национальным собранием.

Так началась Великая французская революция, и вместе с ней появился великий революционер Максимилиан Робеспьер. У него почти не было личной жизни. Зато была жизнь в революции и фанатичная вера в то, что прямо сейчас, прямо здесь, именно во Франции, свершится переход всего человечества к счастливому будущему. Он даже писал о том, что французы, благодаря революционным событиям, которые происходят в стране, идут впереди всего человечества.

14 июля 1789 года народ в очень пестром составе – от санкюлотов (городских бедняков) до представителей зажиточных слоев – штурмовал знаменитую королевскую тюрьму Бастилию, разнес ее и вышвырнул архивы, которые там находились, как символ крушения монархии.

Робеспьер во всем этом не участвовал. Он никогда не участвовал ни в одном конкретном революционном событии. Всегда о них только писал. Во время следующих народных выступлений он скрывался, опасаясь репрессий. Потом появлялись его записки и призывы двигаться дальше. И никто никогда его в этом не упрекнул. Баррикады – для тех, кто исполняет. А он мыслитель.

Очень скоро наступило время, когда его радикальные речи, даже произнесенные тихим голосом, стали привлекать внимание. Он вошел в состав Учредительного собрания, намеревавшегося учредить новую Францию. Здесь он оказался рядом с такими людьми, как Марат, Дантон, Сен-Жюст. Многие из них были гораздо ярче, чем он. Но и их недостатки, слабости, ошибки высвечивались ярче, чем у этого тихого, аскетичного, всегда последовательного Робеспьера.

Он придавал большое значение тому, что сегодня называют «имидж». Всегда один и тот же поношенный костюм подчеркивал его добродетельность. Эти черты внешнего аскетизма так узнаваемы в В. И. Ленине, который восхищался Робеспьером и во многом откровенно ему подражал.

Речи Робеспьера становились все более красочными, пестрели афористичными образами, не громогласными, но потрясающими по сути. Например: «Во Франции остались лишь две партии: народ и его враги». Здесь уже видна основа будущего террора. Потому что все, кто не с нами, те против нас, – говорит бывший противник смертной казни. В конце концов, Робеспьер высказался за казнь Людовика XVI, состоявшуюся 21 января 1793 года.

Идея диктатуры восходила к Античности, прежде всего Древней Спарте и Древнему Риму. Было в ней и романтическое начало. Утверждалось, что в минуты перелома в жизни народа, в минуты великой опасности надо вводить временную диктатуру. Так считали якобинцы – те, кто вошли в революцию как члены клуба сторонников конституции и в ходе развития революционных событий превратились в радикальную политическую партию. Они начинали свою общественную деятельность членами некоего Бретонского клуба, который после переезда Учредительного собрания в Париже обосновался в зале бывшей библиотеки доминиканцев, которых во Франции называли якобинцами (jacobins).

Якобинцы устранили фельянов – сторонников конституционной монархии, уничтожили умеренных революционеров жирондистов и установили свой политический режим. Якобинская диктатура несводима к террору. Она сделала немало полезного для Франции и всей Европы: отменила феодальные пережитки; вводя максимумы цен и пытаясь раздать, а когда не получилось – продать часть земли крестьянам, ограничила спекуляцию на том, что люди хотят есть. Якобинцы приняли замечательную, последовательно демократическую Конституцию 1793 года. В ней были закреплены свобода слова, печати, шествий и многие другие. Конституции предшествовала Декларация прав человека и гражданина, в которой утверждалось: «Люди рождаются и остаются свободными и равными в правах. Общественные различия могут быть основаны только на общей пользе. Свобода состоит в праве делать все, что не вредит другому. Никто не должен быть тревожим за свои мнения, даже религиозные, лишь бы их проявление не нарушало общественного порядка, установленного законом».

Однако, приняв такую Конституцию, якобинцы поясняют: пока не время воплощать ее в жизнь. Феодальные монархи Европы хотят погасить французскую революцию, начинается интервенция. Действие рождает противодействие. Создано 14 революционных армий. Они героически отражают нашествие извне. Но происходит нечто страшное. Если генерал революционной армии терпит поражение, ему отрубают голову без суда.

В известном якобинском документе «Декрете Национального конвента о врагах народа» от 10 июня 1794 года говорилось: «Революционный трибунал учрежден для того, чтобы наказывать врагов народа». И это всего через пять лет после Декларации прав человека и гражданина! Робеспьер был одним из авторов этого документа. Он и другие якобинцы – Луи-Антуан Сен-Жюст, Жорж Кутон, Филипп Франсуа Леба – были настоящими революционерами, в которых обязательна смесь героизма со злодейством.