Я очень много времени проводила с Робертом. Он часто встречал меня после работы, и мы гуляли по набережной, держась за руки, или ходили в холмы. Когда удавалось одолжить машину, мы отправлялись куда-нибудь подальше: в Чичестер или деревеньку под названием Бошем. Мы сидели возле пристани и смотрели на подходящие к ней суда. Но чаще всего ездили в Альфристон. Там было так спокойно. Эта чудесная деревня стала нашим особенным местом. Мы сидели на нашей скамейке, окунали пальцы в наш ручей и часто гуляли по старому кладбищу. Однажды я купила цветов и положила на могилу, где были похоронены пятеро детей. Мне хотелось показать, что их не забыли, пусть даже они умерли очень давно.

Джин продолжала встречаться с Эриком. Он оказался славным парнем, и мы вчетвером часто ходили в кино или поднимались на Бичи-Хед, где я впервые увидела Роберта. В перерывах между работой мы с Джин болтали о своих кавалерах.

– Что я буду делать, когда его отправят на фронт, Нелл? Я люблю его. Это правда. Очень-очень люблю.

– Полагаю, тебе придется набраться мужества, как и всем женщинам, чьи мужья и сыновья ушли на войну.

– Мне кажется, у меня не хватит мужества, Нелл. Я готова расплакаться каждый раз, когда думаю о том, что он уедет. Разве у тебя не так же с Робертом?

– Знаю, что буду скучать, – сказала я, – но, думаю, переживу это.

– Значит, ты его не любишь? Не так, как я Эрика.

– Иногда мне кажется, что я могла бы его полюбить.

– Это так странно, Нелл.

– Что странно?

– Ну, обычно ты либо любишь, либо нет.

– Мне он очень нравится, и я с удовольствием провожу с ним время, но он довольно скрытный. Никогда не упоминает свою семью, не рассказывает о своей жизни в Канаде. Эрик говорит о своих родных?

– Постоянно. Думаю, они с родителями очень близки.

– Вот о том и речь. Роберт о своих родных ни слова не сказал.

– Я спрошу у Эрика, может, он что-то знает.

– Не надо, Джин. Не хочу, чтобы он думал, будто я лезу в его жизнь.

– Я скажу Эрику, чтобы ничего не говорил.

– Лучше не надо, – попросила я.

Джин вздохнула:

– Любовь – это так больно, правда, Нелл?

– Вы посмотрите на нее! Престарелая королева драмы! Никогда нельзя знать наверняка, может, он устроит тебе сюрприз и сделает предложение.

– Вот было бы здорово! Я стала бы миссис Джин Кеннеди.

– Его фамилия Кеннеди?

– Да, его прабабушка родом из Ирландии. Можно было бы провести медовый месяц в Ирландии, вот здорово, правда?

– Ну в любом случае лучше тебя ему никого не найти.

– Спасибо, Нелл. Знаешь, что было бы замечательно?

– Ну-ка.

– Двойная свадьба: мы с Эриком и вы с Робертом.

– Да мне ведь даже нет семнадцати, Джин, о свадьбе я и не думаю.

Как раз в эту секунду в чайной появилось целое семейство, так что Джин достала блокнот и карандаш и отправилась принимать заказ. Я прислонилась к стеклянному прилавку и задумалась о Роберте. Джин так уверена в своей любви к Эрику. У нее нет и тени сомнения. Может, это со мной что-то не так? Роберт такой добрый, остроумный и заботливый, не говоря о том, какой он красивый.

Однажды вечером миссис Бэкстер сказала, что хочет со мной поговорить. Мы сели на скамейке в саду за нашей гостиницей. У миссис Бэкстер был серьезный вид, и мне не терпелось узнать, о чем будет разговор.

– Это, наверное, не мое дело, – начала она, – но твоей мамы здесь нет, и я чувствую, что я за тебя в ответе. Позволь спросить, сколько лет Роберту?

– Двадцать, – ответила я.

– А тебе?

– Шестнадцать.

– А ты не думаешь, что он для тебя слишком взрослый?

– Нет, не думаю. Вы из-за этого беспокоились?

– Что ты о нем знаешь, Нелл?

– Почти ничего, если честно, кроме того, что он добр и вежлив и ни за что не будет заставлять меня делать то, чего я не хочу.

– Думаю, именно об этом я и беспокоилась.

– Вам придется довериться мне.

– Так я ведь не тебе не верю, Нелл. Я не верю твоему красавчику-пилоту.

– Не забывайте, миссис Бэкстер, я девчонка из Бермондси. Из-за одной только смазливой мордочки голову терять не стану.

– Что ж, могу лишь посоветовать тебе не делать ничего, о чем тебе стыдно было бы рассказать матери.

– Не беспокойтесь, не буду, так что можете больше не волноваться.

– Ты хорошая девочка, Нелл. Я бы не хотела, чтобы тебе сделали больно.

– Очень мило, что вы так обо мне заботитесь. Благодаря вам я чувствую, что не одна на свете. Вы с миссис Райт так добры к нам, и я знаю, что мама была бы вам очень благодарна за заботу о нас с Олив. Обещаю, что, если у меня появятся сомнения, я приду к вам за советом.

– Я тебя не обидела, Нелл?

– Разумеется, нет!

В ту ночь я долго лежала без сна и думала о Роберте. Неужели я в него влюбляюсь? Или все же я оставила свое сердце далеко-далеко, в руках мальчика, у которого не было ничего, но который мечтал однажды стать владельцем фермы?

С фронта приходили хорошие вести, которые нам сообщала миссис Райт, но на город продолжали падать крылатые ракеты, в основном по ночам, и тогда нам приходилось вылезать из кроватей, спускаться в подвал и торчать там чуть ли не до утра, слушая храп коммивояжеров. Крылатые ракеты были просто ужасны. Они издавали жуткий рев, а потом вдруг умолкали, и это было самое опасное мгновение. Тишина означала, что сейчас ракета упадет на землю и взорвется.

Все так привыкли к бомбежкам, сиренам и отключениям света, что уже почти не представляли себе жизни без них. Никто не говорил об этом, но все думали: что будет, если мы проиграем войну? Что с нами станет? Мисс Тимони говорила, что нужно верить в наших солдат, которые рискуют жизнью за нашу свободу, но нам все равно было страшно. Люди хотели одного: мира. Они продолжали работать, женились, рожали детей, танцевали и пели, скорбели об утратах и крепче обнимали любимых. Миссис Райт считала, что война всех нас сблизила. Склочные соседи начали помогать друг другу, люди стали добрее. Мисс Тимони сетовала о том, что лишь война смогла объединить наш народ.

– Вы думаете, после войны все опять станет как раньше?

– Судя по тому, что я видела за свою жизнь, Нелл, у людей очень короткая память.

Но у меня она была вовсе не короткая. Я помнила все: папины рыжие волосы и блестящие голубые глаза, мамину ласку, острые коленки Тони и милого малыша Фредди. Я помнила нашу квартирку в Рэннли-Корте, где всегда было место любви и смеху. Я помнила ломбарды, нашего скупщика, пабы и красоток на углах улиц. Я помнила шум, голоса женщин и детей, запахи, доносившиеся с реки. По ночам я лежала без сна, заново переживая все эти счастливые минуты, и молилась о том, чтобы однажды мы все вместе вернулись в Бермондси, такой родной и любимый уголок Ист-Энда.