— Значит, сделайте это возможным, — столь же твердо ответила я.

Мы вышли на площадь перед гостиницей. Время было заканчивать разговор. Новоявленский остановился и некоторое время стоял так, потупившись, словно высматривая что-то на пражской брусчатке.

— Что ж, — проговорил он наконец, — надо отдать вам должное, Александра Родионовна. Вы замечательно умеете использовать рычаги давления на людей, попавших в безвыходное положение.

— У меня был хороший учитель, — парировала я. — А впрочем, почему «был»? При разумном подходе он таковым и останется… Спокойной ночи, Константин Викентьевич.

С этими словами я повернулась и зашагала к ярко освещенному подъезду роскошной гостиницы в центре золотой императорской Праги. Я шла не оборачиваясь, прямая и решительная, ни дать ни взять — «императорка Александра», как называл меня мой любимый Святой Сатурнин — во всей красе дорогущей модельной сбруи: итальянские сапоги, английская дубленка, французское платье, настоящие бриллианты на шее и в ушах. Всё это великолепие было казенного происхождения, хранилось на «базе» и выдавалось мне лишь на время командировок — ну так что? Всё в нашей жизни временно…

Я шла, чувствуя на спине беспомощный взгляд придавленного страхом седого человека, еще недавно полагавшего, что вертит мною как хочет. Наверно, за мной следили в этот момент и полдюжины биляковских топтунов, которые, если верить Новоявленскому, неотступно сопровождали нас на этой прогулке. Да что там полдюжины — я знала, что на меня смотрит сейчас вся эта сказочно красивая площадь, если не весь этот город! Да и как не восхититься подобной картинкой — этой походкой, этой осанкой, этой гордо вскинутой головой? Это же просто киллер с пропеллером на мотороллере!

Хотя, какой, к черту, мотороллер? Киллер такой красоты должен ездить как минимум на… на… Я долго искала достойный эквивалент — и когда поднималась на лифте в свой номер, и когда нежилась в пенной огромной ванне, и когда, зевая, упала на бескрайнее, как поля Родины, кроватище. Искала, но так и не нашла: ни одно из немногих известных мне названий не обладало необходимой торжественностью звучания. Кое-как подходили лишь «ротвейлер» и «доннерветтер», но вроде бы таких марок роскошных автомобилей к тому времени еще не додумались выпускать. А жаль… Я задремала в разгар этих восхитительно бессмысленных рассуждений и спала сном праведницы — если, конечно, можно назвать праведницей киллера с пропеллером на доннерветтере.

Новоявленский постучал в мою дверь в одиннадцатом часу утра, и мы спустились позавтракать в одной из окрестных кафешек. Вид у моего спутника был не слишком здоровый: землистый цвет лица, круги под глазами.

— Плохо спали, Константин Викентьевич?

Он кивнул:

— Да, не очень. Я позвонил Биляку и принял его условия.

— Верное решение, — одобрила я. — Мне вообще кажется, что вы слишком трагически воспринимаете ситуацию. В Вене у него не будет армии, а с небольшим количеством врагов мы вполне управимся втроем.

— Втроем?

— Ну да. Вы, я и мое, как вы выразились, высокопрофессиональное умение…

Полковник не оценил шутку.

— Значит, так, Саша. Биляк подготовит документы завтра к полудню. Ты должна будешь выехать заранее, отдельно от меня. После этого он освободит Крауса и посадит его на самолет. Я выезжаю несколько часов спустя — после того, как получаю подтверждение, что твой жених приземлился в Пулково. Встречаемся в Вене. Есть вопросы?

— Есть, — кивнула я. — Зачем такие сложности? Почему я должна выезжать отдельно от вас?

— Это не сложности, — с ноткой раздражения ответил Новоявленский. — Просто меры предосторожности с обеих сторон. Биляк боится, что после освобождения Крауса я откажусь ехать в Австрию; с другой стороны, существует опасность, что он не выполнит своего обещания, если мы окажемся в Вене прежде, чем твой жених сядет в самолет. А предложенная схема нейтрализует оба эти опасения. Биляк уверен, что ты для меня в любом случае дороже, чем безвестный пражский студент. Что скажешь?

Я обдумала его слова. Вряд ли полковник станет меня обманывать. В конце концов, Сатек действительно сам по себе не представлял никакой ценности ни для него, ни для Биляка. Мой ранний выезд был в этой ситуации всего лишь обменом малостоящего заложника на более дорогого.

— Скажу, что согласна. Спасибо, Константин Викентьевич. Знаю, что это решение далось вам нелегко.

Он вздохнул.

— Да уж… Допивай свой кофе. Скоро придут фотографировать нас на чешский дипломатический паспорт.

Я отхлебнула из чашки.

— Константин Викентьевич…

— Да?

— А какая там будет фамилия?

— Где?

— Ну, на этом фальшивом паспорте.

— Какая тебе разница? — сморщился полковник. — Пусть хоть горшком назовут…

— А можно попросить, чтобы фамилия была Краус? Александра Краус. Это ведь возможно?

Новоявленский фыркнул:

— Ну ты даешь, Александра! Что за девчоночьи штучки? Зачем? Ну что тебе это даст? Чешские паспорта нужны нам максимум на сутки. Если ты думаешь, что сможешь сохранить это в качестве сувенира, то ошибаешься. Всё потом пойдет в огонь, и я лично за этим прослежу.

Я скорчила умоляющую мину:

— Ну пожалуйста, Константин Викентьевич… Сама не знаю, почему, но очень хочется. Если нет никакой разницы, то почему бы так и не сделать?

Он сердито махнул рукой:

— А, ладно, черт с тобой! Пусть будет Краус! Уж делать глупости, так до конца…

Машина пришла за мной на следующий день после полудня: настоящий лимузин со звездой на капоте, водителем в фуражке и еще одним сопровождающим — веселым мордастым парнем примерно моего возраста. Я уезжала налегке, с дамской сумочкой — чемодан Новоявленский приказал оставить в гостинице, потому что по плану мы должны были вернуться туда уже следующим вечером — или максимум еще через сутки. В сумочке лежали дипломатический паспорт Чехословацкой Социалистической Республики на имя Александры Краусовой и две двадцатидолларовые банкноты, которые полковник сунул мне при расставании «на всякий случай». Мы распрощались в гостиничном холле. Новоявленский бодрился, но это не слишком у него получалось.

— Скоро увидимся, Саша, не переживай, — сказал он, успокаивая скорее себя, чем меня. — Я попросил Биляка, чтобы он дал тебе в спутники русскоязычного сотрудника, который позаботится обо всем. Если придется общаться с австрийскими пограничниками, говори только по-английски. Они могут разве что спросить о цели поездки, да и то вряд ли — обладателям дипломатических паспортов не задают вопросов. Но если все-таки спросят, скажешь — бизнес…

— Не волнуйтесь, Константин Викентьевич, все будет хорошо… — Я подавила в себе внезапное желание обнять полковника. — Обещаю вам.