Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Кто?
– Мистер М, – легкая улыбка трогает мои губы. Глеб спросил специально. Я уверена, что имя Кречетова он запомнил, возможно, еще и пробил его: кто такой и чем занимается.
– Тогда мне стоит его поблагодарить?
– Он помог мне снова поверить в себя. С его поддержкой я занялась восстановлением. А спустя время, я прошла конкурс в наш театр. Хореограф, зная о моей травме, позволил мне танцевать. И знаешь, я ни секунды не раздумывала. Даже если бы мне сказали, что придется играть там бесплатно, просто за аплодисменты, я бы согласилась. Потому что не могу без этого.
Я рассказала ему свою историю. Про то, как ко мне приехала Соня и помогала мне там, про Зойку, с которой мы общались каждый день. Как вернулась домой, как ходила на физио, снова училась танцевать. И с каждым моим словом мне становилось легче. В его глазах не было жалости, только восхищение. И я не понимала, почему их заслуживаю.
– Ты смогла, Мила. У тебя получилось. И… я восхищаюсь твоей силе воли и упорству. Ты знаешь, а я не удивлюсь, если через несколько лет ты будешь танцевать ведущие партии. Правда. У тебя талант. Пригласишь? На премьеру? Я прям вижу афишу с твоим именем, – я понимаю, что Глеб пытается немного поднять мне настроение. И что интересно, у него получается. Я уже улыбаюсь. Представила себе эту афишу. Она была бы большая и висела бы на стене здания.
Глеб носом ведет вдоль щеки, опускается к шее и делает шумный вдох. Руки снова гладят лодыжку и поднимаются вверх, к бедру.
– Балеринка моя. Прости…
– Тебя? За что?
– Что не был рядом. Прости. Прости. – Касание нежной кожи губ, снова шея и дорожка из поцелуев, таких невесомым, будто меня касается бабочка. Ее крылышки легкие, а взмахи крыльев бережные.
– Глеб… мы на улице, – мы близко друг к другу. Я сижу на его коленях, но вставать и идти куда-то не могу. Мне претит сама мысль, что придется отстраниться от него. Сейчас он – мой плот в море.
– Ты права. Надо в отель. Секс в общественном месте запрещен.
– Говоришь так, будто уже тебя ловили на этом.
– Кто знает, балеринка, кто знает.
– Навицкий, – слегка прикусываю его. Сейчас мне не хочется его ни с кем делить, даже с его прошлым. Только я, этот город, солнце, море и наши тайны, что раскрываются день ото дня.
В нашем маленьком отеле тишина, гости словно вымерли. Мы тихо пробрались в наш номер. Окна выходили на старый город, который был весь в огнях. Еще слышны голоса людей и музыка уличных музыкантов, звук столовых приборов. А еще отдаленно шум моря. И останется только он один, если закрыть ставни на окнах. Странно, я знаю.
В тот вечер мы засыпали словно на облаке. Наш с ним секс унес меня на эти самые облака, где хорошо и спокойно. Его касания – как взбитые сливки, такие сладкие и воздушные, его поцелуи со вкусом ванильного суфле, такие же нежные и обволакивающие.
Наша страсть, что рвала на сотни клочков и соединяла вновь, сменилась смертельной мягкостью. Сухое дыхание жгло горло, любое слово приносило боль. Испарина на теле соединяла наши тела, и их невозможно было разъединить. Самая приятная тяжесть, самые чувственные движения, они за гранью. Нашей гранью. Мы перешли ее вместе. И пока невообразимо представить, что ждет нас дальше, когда мы будем отходить от этой границы все дальше и дальше. Мысль об этом губит все живое, что расцветает в душе.
Глеб обнимает меня со спины, прижимает к себе. Мне всегда ночью холодно спать. Помню, как во сне теснилась к нему, а он ворчал, что мешаю ему. Его кожа всегда пылала и горела. Он весь был как печка. А сейчас Глеб первый дает мне свое тепло. Дарит.
– Не отпускай меня, Глеб, – шепчу я уже сквозь сон.
– Не отпущу.
Глава 34
Мила.
Я проснулась от настойчивых поцелуев. Хотелось сначала отмахнуться. Я еще во сне, брожу вдоль каких-то улиц. Там темно, но ночное небо сплошь покрыто звездами. Вон я вижу созвездие Кассиопеи, а там Сириус – самая яркая звезда.
Горячие ладони проходят вдоль тела, задерживаются на груди и слегка теребят соски. От таких настойчивых ласк я выныриваю из своего сна, но открывать глаза не спешу. Еще нежусь под звездным небом.
Ерзаю на постели и пытаюсь свести бедра вместе, но отчетливо ощущаю пульсацию. Рука Глеба проходит по внешней стороне бедра. Задерживается на выпирающей тазовой косточке, еще одно мое слабое место. Влажный поцелуй и я начну подрагивать от предвкушения. От второго такого поцелуя дыхание участится, а ноги буду сводить усерднее. Сладкая пытка, от которой ловишь свой кайф.
– Навицкий, это ты?
Звонкий шлепок, который приводит меня не только в чувства, он полностью возвращает меня из сна в реальность. Становится немного обидно, а кожу обжигает.
– Ты с ума сошел? – резко приподнимаюсь на кровати.
У Глеба волосы взъерошены, он тоже только открыл глаза. Выглядит сонным, но готов уже хлестать меня своим взглядом за мой вопрос: его задело.
– А с кем ты думала проснуться? С ангелом своим?
Подвигаюсь ближе и пробую его обнять, но он только сбрасывает мои руки и пытается увернуться. Мои попытки пустые. Глеб обижен, а мне становится смешно. Его выражение лица не может оставить равнодушной, в груди теплится какое-то чувство, которого раньше не было. Это и нерастраченная ласка, и желание быть единственной, и немая просьба ответить взаимностью. Коктейль чувств и эмоции от которого пьянеешь, хотя там нет и грамма алкоголя.
– Глеб, посмотри на меня, – строго прошу я.
– Что? – не доволен, но подчиняется. Обожаю, когда он так делает. Мы не на поле боя, но именно сейчас я понимаю, что при правильном раскладе, всегда буду одерживать победу. Только нужна ли уж она мне так?
– Это была шутка, не очень удачная. Извини, – прощение просить всегда тяжело. Мы же как два упертых человека со взрывным характером. Никому не хочется признавать свои ошибки. Всегда комфортней обвинять другого. Но с таким подходом ничего не выйдет. А я почему-то ясно осознала, что хочу. Его хочу, жизнь нашу совместную опять хочу, кофе пить по утрам хочу, засыпать вместе и делиться новостями. Нет, не вернуть прошлом, а попробовать еще раз.
Глеб вглядывается в меня. Я улыбаюсь и делаю виноватое лицо. Может, если я сдвину бровки домиком, он сжалится?
Покрываю