— Так ты на контракте? — До Януша внезапно доходит смысл ее превращений.

— А как ты думал? — Девушка моется, склонившись над раковиной, раскачивает задом. — Ты думал, я позволю мамочке лупить меня бесплатно?

— Я не думал, что бесплатно, но…

— Ты думал, что белобрысая дурочка позволяет лупить себя по заднице за пару конфетных оберток?

Если бы Марианна была такой тупой, она просто купила бы ваше персональное шоу. Она получила бы ангелочка гораздо смазливее меня, и ангелочек смотрел бы ей в рот день и ночь. Ведь именно так обещают ваши сраные рекламки, а, котик?

Девушка затягивает себя в «питонью кожу», с удовлетворением проводит помадой по губам и приступает к выбору вечернего скрабстила. Она останавливает выбор на китайских «Огнях дракона», закатывает в капсулы на висках новую обойму и делает пробный пуск.

Полонский зажмуривается: такое ощущение, что в салоне взорвался ящик с петардами. Коко хлопает в ладоши, хохочет и сучит ногами. Похоже, девушку не особо заботит отсутствие нижнего белья. Сетчатая кожа начинается у нее на затылке и спускается до бедер, едва прикрывая пупок, а зубчатые голенища сапог почти упираются в пах.

Полонский давно не сомневается, что малышка Коко совсем не так проста, как показалась на первый взгляд. Дознавателя уже не заботит ее нагота; он впервые встретил человека, заключившего контракт на свободное сожительство. Он слышал о подобных договорных отношениях, но ни разу не читал текст. Вероятно, в тексте договора должно быть указано, сколько раз и с какой интенсивностью можно избивать свою младшую подругу…

Коко в третий раз меняет одежду и обувь, наносит макияж, но в зеркало следит за его лицом.

— Так Марианна подумывала купить перформера? — небрежно спрашивает Януш. — А мне показалось, что «наши сраные рекламки» ее совсем не привлекают…

— Мамочка не любит тех, кто не умеет думать.

— Ах, вот как?

— Ваши рекламки твердят, что вы продаете любовь! — Коко подкрашивает ресницы, сидя по-турецки на ковре. — Мамочке не нужна любовь, ей нужны специалисты.

— И по каким вопросам ты специализируешься?

— Ты зря точишь зуб, котик! Например, я умею разговаривать с грубыми девочками и мальчиками.

— Тебе так не терпится меня поддеть? Тогда не называй нашу продукцию «сраной»! Сколько раз повторять, что я не сценарист и даже не техник!

— Выпей! — Коко протягивает полную рюмку.

— Я не хочу.

— Выпей, иначе не буду говорить. Ты напряжен, как пружина.

Стоит дознавателю выпить коньяк, девушка немедленно наливает ему вторую порцию.

— Ты не боишься Марианну?

— Это моя работа — бояться мамочку, — ухмыляется она. — Ты косишь под дурня или приехал из тайги? Я получаю бабки за то, что правильно боюсь…

— Что случилось в «Ирисе»? Я тревожился за тебя…

— Не смеши меня, котик. Тревожился он… Донна просила передать, что оторвет тебе все, что болтается, если еще раз встретит. Кроме той девчонки погибли две сотрудницы донны и две «амазонки» из внештатной охраны.

— Кто это был? Кто на нас напал?

— Ты не поверишь, котик. Но об этом потом.

— Кажется, ты кого-то ранила?..

— Одного ранила, одного убила. Про убитого можешь не спрашивать, это полный ноль. Уверена, что за парнем не придут родственники, но если отправить тело в морг, он исчезнет на второй день.

Коко отправляет в рот конфету. Полонский тщетно ищет на ее лице следы раскаяния, но девушка ведет себя, как профессиональный наемник.

— Кто ты такая, Коко?

— Я? Маленькая шлюшка, а что? — Она показывает растекшуюся конфету на кончике языка.

— Я перевел еще пять тысяч, как ты просила.

— Да, в финансовом отношении к тебе нет претензий.

Звучит двусмысленно, но Полонский дает себе слово не заводиться. «Ситроен» выныривает на поверхность в районе порта. Януш плохо знает этот район, но Коко ведет машину совершенно уверенно. Раза четыре сворачивает в темные, внешне не отличимые друг от друга переулки, останавливается перед невзрачными серыми воротами. Впрочем, посреди ночи все кажется серым.

Коко выходит из машины и стучит в ворота. Полонский не может поверить своим глазам, но все происходит не во сне. Девушка действительно не пользуется принтами, а стучит кулаком, и внутри отзываются на ее стук. Затем машина заезжает во мрак.

— Еще выпей!

Возле губ оказывается рюмка. Кажется, это уже третья за вечер.

— Что за дурь ты подмешала в спиртное?

— Тебе надо расслабиться.

— Ты не имела права!..

— Скинь куртку и всю начинку, — говорит Коко. — Мы пройдем через магнитный тамбур, только там сможем спокойно поговорить.

Янушу приходится оставить в каком-то шкафчике оружие и всю электронику. В последний раз обернувшись в сторону гаража, он видит двоих мужчин, методично обшаривающих днище «ситроена». Перед дверью в коридор дознаватель долго прицеливается, чтобы перебросить ногу через порог. Порог внезапно вырастает до размеров серьезного препятствия, узкий коридор освещен далекой лампочкой и раскачивается из стороны в сторону, как подвесной мост.

— Теперь можно говорить? — Полонский оглядывает узкую комнату без окон, он старается тщательно выговаривать слова. — Я не спросил тебя, погиб ли кто-то из посетительниц.

— Хрен их знает…— Коко наливает себе еще коньяку. Нашел, о чем переживать, котик… Есть вещи поважнее. Сядь, откинься…

Она мягко толкает его на софу, после чего задумчиво бродит по комнате, зажигает свечи. Полонский не делает попыток подняться, он чувствует, что даже глазами шевелить непросто.

— Слушай, я отыскала еще двоих, кто общался с вашей рыжей подружкой. По отзывам, эта телка почти наверняка «би», обе девушки с ней переспали, но обе не смогли сказать ничего определенного. Неизвестно, где она живет и чем занимается, даже назвалась разными именами. Короче, дело гнилое, мы потеряли человечка, который мог нам помочь…— Коко смотрит на собеседника очень пристально, но фразу так и не заканчивает.

— Что ты хочешь сказать?

— Хочу сказать, что найти рыжую нам может только твоя жена.

— Не трогай Ксану, она тут ни при чем…

— Послушай, котик, а почему бы тебе самому не спросить свою Ксану? Почему ты не хочешь ее спросить? Отвечай мне! — Коко вдруг оказывается прямо перед ним. Она садится на корточки, берет дознавателя обеими руками за затылок, прохладными пальцами массирует ему виски. В ее глазах нет ни грана насмешки, как нет и сочувствия. Она похожа на биолога, собравшегося препарировать необычную лягушку. Остатки ускользающего сознания подсказывают Полонскому, что убивать его не собираются.