Цех замирает, будто от моих слов тут всех разом разбил паралич.

— Где Беатрис?!

— Беатрис… Беатрис… Беатрис… — шуршит по углам.

— Хто-хто?! — визгливо переспрашивают меня.

— Всем к стене! — командует Эл.

— Вы тут, между прочим, поаккуратней, слышите, вы? — дребезжит, выползая на свет из-за груды коробок, какой-то гном с лысиной в пигментных пятнах. — У нас, между прочим, уникальное производство, да! Настоящие стеклянные игрушки, слышите? Не ваш паршивый композит, а стекло, и точно такое, как было семьсот лет назад! Так что вы со своей беготней не вздумайте…

Я нервно озираюсь по сторонам: не засада ли это? Могло ли нам повезти добраться сюда раньше боевиков Партии Жизни? Вспоминаю их перекроенные хари; с ними схлестнуться будет совсем не то же самое, что раскидать назойливых стариков. Сказать нашим, чего им тут действительно опасаться? Сказать или у меня нет права?

— Эй-эй! — Бернар окорачивает гнома, намотав его бороду на кулак. — Спасибо, что просветил. Сейчас мы все тут переколотим, если ты не…

И вдруг — лязг, грохот…

— Сюда! — торжествующе кричит Виктор. — Сюда!

За занавесом из прозрачных пластиковых макарон — просторная зала. Тут есть и еще одна дверь, тяжелая и герметичная, только ее ревматически заклинило. Те, кто прятался внутри, так и не сумев ее закрыть, просто замерли, надеясь, что мы их не найдем. Но мы всегда всех находим.

— Маски! — приказываю я. — Забудь о смерти!

— Забудь о смерти! — отзываются хором девять глоток.

И в залу мы влетаем уже теми самыми ангелами, которыми увидел нас старый Джакомо своими прозревшими от катаракты глазами.

— Свет!

Внутри — столы, автоклавы, молекулярные принтеры, процессоры, системные блоки, стеллажи с запаянными колбами, пробирками — и все изношенное, засаленное, древнее. В дальнем углу прозрачный куб с дверью — герметичная камера для опытов с опасными вирусами.

А посередине этого музея — его хранители, жуткая и жалкая троица.

В кресле-каталке сидит оплетенный катетерами — будто сосуды наружу — умирающий старик; ноги его иссушены, руки висят плетьми, большая голова — плешь в тоненьких серебристых завитках — завалена вбок, лежит на подушке. Глаза полуприкрыты: веки слишком тяжелые, чтобы удерживать их поднятыми.

Рядом стоит скрюченный дед с тростью и волосами, крашенными в натужный блонд. Он выбрит, опрятен, щеголеват даже, но колени у него трясутся, да и рука, в которой зажата клюка, вся вибрирует.

А впереди, как будто пытаясь закрыть этих двоих собой, стоит, сунув руки в карманы рабочего халата, высокая и прямая старуха. Раскосые глаза подведены, виски выбриты, седая грива откинута назад.

Вот и все защитники. Нет людей в плащах, лица которых мертвей наших масок. Нет Рокаморы и его подручных. Только эти трое, простая добыча.

Бессмертные уже заходят с обеих сторон к ним за спины.

— Беатрис Фукуяма 1Е? — спрашиваю я у раскосой, заранее зная ответ.

— Вон отсюда! — отвечает она. — Убирайтесь!

— Вы пойдете с нами. Эти двое… Ваши коллеги?

— Никуда она не пойдет! — ввязывается крашеный старикашка. — Не прикасайтесь к ней!

— Этих тоже забираем, — говорю я. — Громи тут все!

Подаю пример: сваливаю со стола молекулярный принтер, ударом бутсы крушу его, ломаю надвое.

Вытряхиваю из рюкзака десять банок спрея с краской. Поднеси зажигалку — получишь маленький огнемет.

— Что вы делаете?! — тонко вскрикивает старик с палкой.

— Все сжечь! — Я щелкаю кнопкой.

И струя черной краски превращается в столп оранжевого пламени. Волшебство.

— Не смейте! — вопит крашеный старик, когда Виктор швыряет об стену компьютерный терминал.

— Зачем? Зачем вы это делаете?! Варвары! Негодяи! — хрипит старик. Даниэль зажимает ему рот. Остальные разбирают баллончики.

— Бей пробирки! — приказываю я.

— Послушайте, вы, кретины! — Резкий голос старухи. Но никому дела до нее нет.

— Там вирусы! Смертельные вирусы! — И на этот раз ей удается завладеть нашим вниманием. — В этих контейнерах! Не притрагивайтесь к ним! Или мы все погибнем! Все!

— Бей гребаные пробирки! — повторяю я.

— Стой! — перебивает меня маска голосом Эла. — Погоди! Что за вирусы?

— Шанхайский грипп! Мутировавший шанхайский грипп! Окажется в воздухе — через полчаса вам конец! — Старуха в упор, не мигая, смотрит на Эла.

— Что это за лаборатория?! — оборачивается ко мне тот. — А?!

— Я сказала! — за меня отвечает ему Беатрис Фукуяма. — Мы занимаемся особо опасными инфекциями!

— Она врет! Какого черта ты ее…

— Попробуйте! Давайте попробуйте!

Звено застыло. Сквозь прорези в масках маслено от страха и сомнения смотрят восемь пар глаз — на меня, на Эла, на сумасшедшую старуху.

— Вирус шанхайского гриппа, штаммы «Xi-о» и «Xi-f», — чеканит Беатрис. — Температура сорок два градуса, отек легких, остановка сердца! Полчаса! Лекарств на данный момент не существует!

— Это правда, Семьсот Семнадцать? — спрашивает маска голосом Алекса.

— Нет!

— Откуда вам знать? — Беатрис делает шаг ко мне. — Что вам сказали те, кто вас сюда послал?

— Не твое дело, карга!

Я зачем-то выхватываю шокер, выставляю его вперед. Беатрис ниже меня на голову и вдвое легче, но она идет на меня уверенно, и я расставляю ноги шире, чтобы меня не снесло.

— Не смей с ней так разговаривать! — Крашеный собирался звучать решительно и угрожающе, но его надтреснутый высокий голос все портит.

— Зато это наше дело! — встревает Эл. — Что это за место, Ян?

— Заткнись, — предупреждаю я его.

— Отбой, ребята! — решает он. — Пока я сам не получу подтверждение этого задания…

— Там нет никакого гриппа! — ору я. — Они нашли лекарство от акса!

— Бред сумасшедшего, — спокойно возражает она. — Вы прекрасно знаете, что в таких условиях это невозможно. Отдайте мне этот ваш…

Зз…

Беатрис отлетает на пол, дергается.

— Нет! Нет! — Дряхлый щеголь ковыляет к ней, растопыривает пальцы, расставляет руки. — Нет, нет, нет! Любимая, они…

— Лю-би-мая?! — гогочет кто-то голосом Бернара. — Старик, да куда тебе уже?!

— Упаковывай ее! — приказываю я.

Но никто не слушается меня, все, разинув рты, вперились в Эла.

Макаронный занавес приподнимается, и внутрь вползает занудный гном с пятнистой плешью — тот самый, что решил читать нам нотации о стеклянных игрушках.