Зоя от возмущения поперхнулась — а работа, а депутатство? А возраст, в конце концов? Риск-то огромный! Да и как из жизни вылететь на столько лет? А поднять этого ребенка? Вырастить? Образование дать, на ноги поставить?

Мать на колени встала:

– Поднимем, доченька! Я еще в силе, няньку возьмем.

Этот — туда же. Говорит, сестру младшую, одинокую призовет. Та — педиатр, ловкая, сильная. С работы снимем, будет помогать. А нам — радость какая! Вторую жизнь проживем, молодость продлим.

Какая молодость! Совсем свихнулись!

Но — задумалась, хотя времени на раздумья было совсем немного. То есть даже вообще не было. Срок поджимал.

Не спала ночью, ворочалась. Думала. А под утро решила — да бог с ними со всеми! Не в них дело. Попробовали бы они ее уговорить, если бы она этого сама не захотела!

А тут что-то екнуло, даже сердце заныло. Ей ли бояться, да еще с таким вторым фронтом!

Решила: «Рожу. На общественное мнение плевать. Разведется — хорошо. Не разведется — тоже справимся». Она была уверена, что ей все под силу. Да разве она когда-нибудь боялась поступков? И сейчас — не сдрейфит, не беспокойтесь! Значит, на то воля божья. Подумала — и испугалась. При чем тут бог? Совсем спятила! Утром сдала анализы. Сделала УЗИ. Все замечательно. Никаких патологий.

Ну, значит, так тому и быть. Решено. А от своих решений Зоя никогда не отказывалась.

В апреле Шура упала прямо на ступеньках у своего подъезда, сломала ногу. Ее увезли на «Скорой», сделали рентген и наложили гипс, сказали, что надо остаться в больнице хотя бы на неделю. Шура начала кричать, что дома больной ребенок и остаться она не может ни при каких условиях. Конечно, отпустили. Им-то какое дело? Спасибо, сжалились — отвезли на своей машине домой. Дома — Петруша, плачет в голос, голодный, описанный. Шура на костыле кое-как обиходила его, накормила дошираком. Он успокоился и уснул. Она прилегла на диван. Что делать? Как жить? С работы уволят — на ее место много желающих. А в магазин сходить, в аптеку? В поликлинику, хирургу показаться — в больнице велели? А подмыть Петрушу, на кровать переложить?

Живи, как хочешь. Бог про нее забыл.

После Парижа все более менее перестало казаться таким беспросветным и ужасным. Да, правы были Лялька, Андрей и мама — нужна была смена «картинки».

Встречали на перроне всей семьей — Андрей и Кирюшка с цветами. Дома — Женька с ребятами, мама приготовила обед.

Господи! Какое счастье — все вместе, вся семья. А семья — это целый мир. Ее мир. Ее отечество. Все на местах, здоровы и так друг другу рады!

Говорили с мужем до утра: надо что-то делать, как-то выползать. А как? Без денег, без стартового капитала, без связей. Но — жизнь, как всегда, мудрее нас, и подсказка ее всегда ко времени и к месту.

Как-то вечером раздался телефонный звонок — звонила старая приятельница по педучилищу, Тина, красивая и очень стильная грузинка. Она рассказала Тане о своих планах — открыть коммерческий детский сад. Не просто каши, кисели и пластмассовые пирамидки, а серьезная подготовка к школе, профильные занятия, опытные педагоги, разработанная физическая подготовка, логопед, психолог, гомеопат, профилактика инфекций и простудных заболеваний, дыхательная гимнастика по Стрельниковой. Питание — никаких мюсли и костных бульонов из пятидесятых годов прошлого века. Группы — по шесть-восемь человек. Языки, разумеется. Музыка — не два прихлопа, три притопа, а подбор классики совместно с психологом и музработником. Для старших групп — тематические экскурсии по Москве, театры, дельфинарий, музеи. Возможность оставлять детей на ночь и выходные — по желанию.

Тинка говорила так горячо и убежденно, что Таня заслушалась. В общем, нужна команда единомышленников.

– Готова? — спросила Тина.

– К чему? — растерялась Таня.

– Господи, ну начинать все это вместе со мной? Но знай — будет трудно. Препон — тьма, но связи есть, деньги тоже. Нужна команда. Пойдешь?

– А можно подумать? — спросила Таня.

– Два дня, — сурово припечатала Тина.

Таня позвонила ей через двадцать минут. Через двадцать минут хождения кругами по комнате и четырех выкуренных одну за другой сигарет. Даже Андрею не позвонила. Вернее, не дозвонилась — он был вне зоны доступа.

Через двадцать минут она вопила в трубку:

– Да! Я согласна! Конечно, согласна!

Тинка засмеялась и сказала, что начинают прямо завтра! «Слышишь — завтра!»

Таня сказала, что готова уже сегодня. Вот прямо сейчас.

Вечером обсудили все с мужем. Наверняка там найдется дело и ему. Поднять такую махину! Говорили до полуночи. Уснули, обнявшись, счастливые — появилось дело. И надежда. В общем, жизнь продолжается! А трудностями их не испугаешь! Сколько их было в жизни, этих трудностей! Даже вспоминать не хочется, честно говоря. Будем жить будущим. Прошлое — за спиной. Что о нем говорить? Пережили…

Опухоль Верка обнаружила в ду€ше. Провела по груди, и рука как будто споткнулась. Опухоль была приличная, размером с небольшую сливу. В голове всплыло слово — «алыча». Маленькая, желто-зеленая кисловатая сливка.

Верка, мокрая и раздетая, села на диван. Руки дрожали. Не могла прикурить сигарету. Куда бежать, кому звонить? Лялька перебивается с хлеба на воду, пашет как подорванная. Таня — после болезни, сама еле жива. Бизнес потеряли, тоже еле концы с концами…

Отец? Ну, это вообще смешно. Лийка… Лийка с мальчиками тусуется. Да с какими мальчиками… Думать не хочется. Ночью в окно курит траву. Верка слышит запах. Сказать боится. Дочь — штучка еще та. Вдруг из дома уйдет? Тогда точно пропадет.

В общем, придется сдаваться в муниципальный госпиталь. А там — будь что будет. Рассчитывать не на кого. Только если — на самого Господа Бога. Вдруг не оставит на этот раз?

Лялька вернулась в Москву. Сняли квартиру у черта на куличках — в Гольянове. Глеб, понятно, без работы. Лялька устроилась секретаршей в какую-то невнятную компанию по продаже облицовочного камня. Зарплата — копейки, а нужно есть, пить и платить за квартиру. Перспективы — ноль. Как выживать? Из огня да в полымя — вот как это называется. Сидела вечерами на убогой кухоньке и думала о том, что жизнь ее так протекать не должна. Ну не может так быть, чтобы она, Лялька, умница и красавица, ничего не придумала. Стоило ли возвращаться в Москву, если все так грустно и уныло?

Так можно было жить и в Париже, только картинка за окном была бы веселее, и погода лучше, и багет свежее.

С Глебом отношения разладились. Любовная лодка и все тот же пресловутый быт. Какие чувства, если завтра в шесть вставать, ехать на другой конец Москвы и пахать за копеечную зарплату? А потом ложиться спать на чужой раздолбанный диван и бить тапками тараканов на стене?