Ему ведь не пришлось врать: Мила Богданова действительно не такая, как все. Она умнее и сильнее большинства. Кто знает, как дальше повернутся события? Эта кобылка до сих пор непонятна. Вычислить ее цели и мотивы мудрено. Она могла прийти только для того, чтобы отомстить своему Борису. Или ради забавы. На дворе весна, всякую божию тварь тянет спариваться, а неподалеку живет Кирилл, приличный чистоплотный мужичок – почему бы не воспользоваться его любезностью?

Он не понимал, что делать. То захлестывало восторгом: он добивался этой тоненькой глазастой девочки почти полгода, вожделел, фантазировал, слюной исходил, и вот сбылось, вроде бы можно расслабиться. То накрывала тревога: нельзя, нельзя расслабляться, наоборот, лучше ограничить себя обычным набором действий, сыграть на ней, как на виолончели, аккуратно довести до последнего удовольствия, потом выкупать в ванне, великодушно позволить ей остыть, привести себя в порядок. Дать ей халат. Дать ей фен. Покормить чем-нибудь легким и полезным, вроде королевских креветок на гриле. А потом отпустить восвояси.

Но девчонка преподнесла сюрприз. Сама приняла решение. Задохнувшаяся, мокрая, выскочила из-под него, села, поджав под себя ноги, покачала головой:

– Стой. Подожди.

– Что?

– Хватит. Я всё поняла.

– Ничего ты не поняла, – прохрипел Кактус. – И не поймешь. Иди ко мне.

Схватил ее запястье, потянул ее – легкую, маленькую, – но кобылка сверкнула глазами, ловко сгруппировалась и сильно ударила его обеими ногами в грудь.

– Всё! Хватит!

Он ухмыльнулся.

– Слушай, мы еще не начинали.

– Я сказала: всё.

– Но почему?!

– Потому что я больше не хочу.

– Тебе не понравилось?

– Очень понравилось. Честно. Я такого не ожидала. Только... Это ведь надолго, правильно?

– В каком смысле?

– Сколько ты можешь... Ну...

– С тобой – весь день. А еще лучше, если ты останешься на неделю.

– На неделю?!

– Да. А что такого? Я мечтал о тебе несколько месяцев. А теперь ты встаешь и говоришь: «На сегодня хватит»? Ты с ума сошла. Так жестоко со мной никто не обходился.

– Извини.

– Я не наелся тобой.

– Еще наешься.

– А если ты больше не придешь?

– Приду. Можешь не сомневаться.

Он вздохнул.

– Ты не придешь. У тебя есть любимый мужчина. Зачем тебе я? Ты пришла ко мне из любопытства. Теперь ты его удовлетворила, зачем приходить еще раз?

– Ты не знаешь, зачем я пришла.

– Скажи.

– Ты не поймешь.

– Пойму. Я не тупой.

– Не поймешь.

Он улыбнулся и поманил ее пальцем.

– Тогда давай продолжим.

– О боже. Нет. Извини.

– При чем тут «боже»? – воскликнул он, продолжая широко улыбаться. – Я даже не кончил!

– Ничего страшного.

Ее лицо стало каменеть, стягиваться в дежурную женскую мину, теперь она не смотрела на него, стала поправлять волосы, полезла в сумочку, тихо осведомилась, где ванная комната, и ушла, прижимая к грудкам свои тряпки. На спине остался след его зубов. «Не побоялась, – подумал Кактус, – позволила себя укусить. А если жених увидит? Жестокая тетка. Может, она его разлюбила, разочаровалась? Мне, кстати, это не нужно. Мне надо, чтобы они были вместе. А я – рядом и чуть сверху...»

Подумал, одеваться или не одеваться, решил остаться голым. В ванной коротко прошумела вода, и спустя каких-нибудь пять минут она вышла, уже совсем чужая, почти официальная, спокойная, с подведенными губами.

– Проводишь?

– Хотя бы кофе выпей.

– Не хочу кофе.

– А чего ты хочешь?

– Сейчас – ничего.

– Ладно, – сказал он, вставая. – Понял. Надеюсь, я тебя ничем не обидел. Как у вас с Борисом? Помирились?

– Да, – ответила девчонка. – Он снял новую квартиру.

– То есть вы опять вместе?

– Разумеется.

– Я рад за вас.

Он довел ее до двери, голый вышел на лестничную клетку и заставил-таки ее опять захихикать.

– Иди уже, – интимно произнесла девчонка. – Не сходи с ума.

– Прощай, – сухо сказал он. – Я буду по тебе скучать.

Вернулся, вздохнул, закурил. В груди было тепло. Как всегда, очередная победа над хаосом сменилась горечью послевкусия. А что есть физическая близость, как не победа космоса над хаосом? Порядка над беспорядком? Правда и то, что порядок скучен, космос уныл и холоден, тогда как хаос забавен и сладок, он возбуждает. Ничто так не радует грубую душу людоеда, как погружение порядка в беспорядок, твердого – в мягкое и влажное.

Хороший день. Большое дело сделал. Отымел жену ближнего своего. Сейчас она позвонит ему. Может быть, уже звонит. Как дела? У меня всё хорошо. Ездила тут, по своим делам. Ничего особенного, по магазинам шлялась, потом в «Якиторию» зашла. Да. Я тебя тоже люблю.

Сейчас можно набрать его номер, сказать: слушай, брат, а она у тебя ничего, Мила твоя, мне понравилось, особенно если ее соски сильно пальцами сжать – они тогда становятся твердые, как рукоятки у старой автомагнитолы... Очень похоже: крутишь – и звуки раздаются... Кстати, о звуках: согласись, что аналогия между женщинами и музыкальными инструментами все-таки самая верная...

И ведь формально он не совершил ничего дурного. Мила Борису не жена. Пришла, сказала: Кирилл, возьми меня, пожалуйста. А как же Борис? – озабоченно спрашивает Кирилл. – Никак, отвечает Мила, забудь на время про Бориса. Я свободная женщина, я не клялась ему в вечной любви, сейчас мне нужен не Борис, а другой мужчина. Хочу развеяться. Разнообразить половую жизнь. Предлагаю совокупиться. Чисто по-дружески. Не хочешь – найду еще кого. Разумеется, как товарищ я обязан был ее пристыдить и выгнать к черту, и тут же тебе, Борис, позвонить. И всё рассказать. Но она сама разделась и легла, и я – уж извини – не смог удержаться, слишком она у тебя привлекательная... Банально не хватило силы воли... Я старый, мне сорок два, когда еще у меня будет такая сладкая девочка...

Он поймал себя на том, что улыбается. Самое смешное, что именно так, или почти так, он Борису всё и расскажет.

Но не сегодня. Может быть, дней через десять.

Она не знала, хочет или не хочет, и с этим незнанием переступила порог его дома, и внутри этого незнания ей было удобно.

Главное было известно: она его не боится. Точнее, боится, но не так, как боится наивная юная старшеклассница. Конечно, этот аккуратный сорокалетний разбойник не станет отрезать ей уши; он, может быть, никому ничего не отрезал – всё придумал; или отрезал однажды, по глупой молодости, а потом на этой основе сочинил про себя легенду, повесть о страшном потрошителе по имени Кирилл. Конечно, он излучал опасность, но она знала, что он ничего ей не сделает. Ощущение было новым и интересным, оно захватывало.