И все же, играл ли провидец Раймунда Тулузского на руку хозяину? Ничего подобного, ибо, побуждая Раймунда отправиться к Иерусалиму, он оставлял Боэмунда единственным хозяином Антиохии. Последующие события довершили падение графа.

Петр Тудебод осведомлен о новом видении Петра Бартелеми, но сообщает о нем в несколько иной манере. По его словам, во время осады Маарат-ан-Нумана святой Андрей (но не святой Петр, о нем хронист не упоминает) явился Петру Бартелеми и возвестил о том, что если христиане выплатят, как условлено, десятую часть от того, чем они владеют, он сам отдаст им город в ближайшее время. Десятина должна быть поделена на четыре части: одну следует отдать епископу, другую — священникам, третью — церквям, а последнюю — беднякам. Обо всем этом было рассказано на совете предводителей. Все, разумеется, дали согласие… Тудебод более не говорит ни об этом видении, ни о его последствиях. В довольно обрывочной манере он переходит к описанию приступа при помощи осадной башни, которую велел соорудить граф Сен-Жильский. В этой атаке, произведенной 11 декабря, отличился Эврар Зверолов, подавший сигнал трубы на верхушке осадной башни, и Гуфье де Латур, первым взобравшийся на укрепление[501]. Забывчивость автора?

В «Деяниях франков» эта «забывчивость», или, скорее, «цензура», заметна еще сильнее: о видении Петра хроника и вовсе умалчивает. Такое различие между «Деяниями франков» и рассказом Тудебода часто объясняют тем, что последний вставил этот фрагмент в свое повествование. Мы же, напротив, не раз замечали, что автор «Деяний франков», как кажется, изымает из текста Тудебода те эпизоды, которые он считает нежелательными главным образом потому, что в них слишком хорошо выглядит противоположный лагерь, сторонники Раймунда Тулузского, Алексея или Петра Пустынника, считавшихся союзниками. Так обстоит дело и здесь, по двум причинам. Прежде всего, потому, что предвестником победы, как здесь, так и в Антиохии, оказалось видение Петра Бартелеми, человека графа Тулузского; далее, потому, что видение это, как кажется, повлияло на поведение армии, что будет видно позднее, во время осады Арки. В окончательной версии хроники, направленной только на то, чтобы восславить Боэмунда как предводителя нового крестового похода против Алексея (похода рыцарей, а не бедноты), Аноним предпочитает сократить версию Тудебода. Исключено из повествования и само видение. Победа, одержанная над Маарат-ан-Нуманом, для норманнского Анонима является делом рук одних лишь рыцарей.

Рыцарей Раймунда Тулузского? Автор не в силах отрицать это, поскольку люди, прославившиеся во время того штурма, действительно были провансальцами. И все же норманнский Аноним и Тудебод почти в одной и той же манере завершают свой рассказ о приступе «подвигом» Боэмунда. Конечно, его нельзя назвать подвигом в соответствии с нашими современными представлениями, поскольку в нем нет ничего «рыцарского». «Через переводчика» (очевидно, норманн не владел местным языком в совершенстве) Боэмунд дал знать сарацинам, что убережет от смерти тех, кто укроется вместе с женщинами, детьми и имуществом во «дворце», расположенном выше укрепленных ворот, над которыми он установил контроль. Когда крестоносцы, ворвавшись в город, разграбили его, попутно истребляя жителей, норманн взял в плен тех, кто, по его совету, укрылся в башне. Там, согласно двум источникам, «Боэмунд захватил тех, кому ранее приказал отправиться во дворец, и отобрал у них все, что при них было, а именно золото, серебро и другие драгоценности. Из прочих одних он казнил, других приказал увести для продажи в Антиохию»[502]. Хронисты, опиравшиеся на этот рассказ, ничуть не смущаются таким поведением и воспроизводят его с легким сердцем[503].

Раймунда Ажильского ничуть не шокирует истребление населения, однако он выступает против незаконных притязаний Боэмунда на богатства города: роль норманна в штурме никоим образом их не оправдывает. Действительно, «перед взятием Маарата, когда мы излагали народу, как мы уже писали выше, предписания апостолов Петра и Андрея, Боэмунд и его соратники насмехались над нами. Так что ни он, ни его люди не были полезны в этой битве; они скорее мешали нам»[504].

К этому времени лагерь норманнов, как видно, уже не принимал на веру видения провансальского пророка. Тем не менее письмо Боэмунда понтифику свидетельствует о том, что глава норманнов еще рассматривал Священное Копье как залог победы. Впоследствии Петр Тудебод и особенно «Деяния франков» понемногу отказались от пророческого аспекта, чересчур выгодного для провансальского ополчения и «бедноты». Именно в нем заключается первое противоречие между двумя лагерями; при текстуальной критике данных источников следует это учитывать.

Был и второй спорный момент: более конкретный вопрос о передаче богатств. Нарушив обязательства, Боэмунд тем самым обеспечил себе чрезмерное количество трофеев, несоразмерное его реальному участию в штурме и осаде города: к великому возмущению провансальцев, его люди заполучили самую большую часть добычи. Ко всему прочему, Боэмунд захватил часть города. Согласно Раймунду Ажильскому, граф Тулузский, штурмовавший город вместе со своими отрядами, хотел доверить его епископу Альбары, священнику из своего клана. Но «Боэмунд не пожелал отдать некоторые башни, которые перешли к нему. “Пока граф не вернет мне башен Антиохии, так и я не соглашусь ни на что”, — говорил он»[505].

Итак, Боэмунд предложил обмен, который, в случае согласия со стороны графа, сделал бы норманна единственным, признанным всеми господином Антиохии. Раймунд Ажильский более ничего не сообщает об этом, но его молчание дает понять, что граф не принял такое соглашение. Конфликт продолжался.

Однако народ роптал. Споры между двумя лидерами, мешавшие продолжению похода, ожесточали его в крайней степени. В день Рождества делегация рыцарей и «людей из народа» потребовала от предводителей назначить дату выступления. Боэмунд хотел перенести ее к Пасхе. Пришедшие в уныние, обескураженные, многие рыцари тогда сбежали. Епископ Альбары и некоторые знатные люди, чувствуя, как вскипает ярость бедняков, отправились к графу Тулузскому, дабы умолять его возглавить армию и двинуться к Иерусалиму, поскольку именно ему Бог доверил Священное Копье. В противном случае пусть он передаст Копье народу: вместе с этой реликвией народ, ведомый Богом, и сам доберется до Иерусалима.