— Это вы про што сказ ведёте? — поинтересовался Лявон, хотя уже и сам догадался, о чём шла речь.

— Ну, говорят же, что в ночь на Купалу ведьмы по небу в ступах и с мётлами летают. А ти правда это?

— Так не одним же вам беситься в эту ночку! — загоготал Василь. — Всем повеселиться хочется!

— Есть и такое дело, — подтвердил Лявон.

В поверьях многих народов также отмечается, что в купальскую ночь с особым размахом гуляют ведьмы и колдуны. Именно в эту ночь у них проходит шабаш на Лысой горе. Вволю побесновавшись на такой колдовской сходке, все разлетаются потом на дело.

Больше всего от их козней достаётся домашней скотине. Крестьяне издавна замечали, что после Купалья у некоторых коров пропадало молоко, свиньи начинали болеть. Если наутро у лошади обнаруживали спутанный хвост или гриву, этот конь в хозяйстве уже не помощник. Крестьяне верили, что на такой лошади всю ночь скакала ведьма, русалка или же сам черт.

Но всё же колдовству чаще подвергались кормилицы семей — коровы. По утверждению знающих селян и знахарей, ведьмы и колдуны в этом особенно изощрены. В заговорах на молоко они часто используют рушники, смоченные в вечерней росе. Таская полотна по росистой траве, ведьмы обязательно приговаривают примерно такие слова:

Как вбирается роса в полотно,

Так пропадает у коровы молоко.

Зрькой зовут ту корову,

Да учует Зорька мою замову[37]!

После этого ведьме нужно пробраться в хлев и выжать из рушника капли росы в емкость, из которой поят корову. Если таковой емкости нет, то обрызгивают всё, что может съесть корова: сено, траву, бураки.

Селяне, зная примерный ритуал заговоров, издревле придерживаются некоторых обрядов и действий по оберегу своей живности. С вечера перед Купалой затыкают щели в хлевах крапивой, сосновыми ветками или другими колючими растениями; рисуют угольками на дверях и углах хлевов кресты; возле дверей вешают венки, освященные в церкви. Некоторые для пущей надёжности даже вымазывают хвост и лоб животных дёгтем.

Всё это дед Лявон сейчас рассказывал у костра, с удовольствием отмечая немалую долю страха в глазах слушателей.

— Ни разу не бачив, чтоб батька или дед выковзали корову в дёготь! — заявил всё тот же Василь.

— Ну, так почти никто ж и ведьм в ступах на небе не бачив, а они ж летают! — твердил своё Лявон.

— Неправда! — вдруг из темноты раздался резкий девичий голос, заставивший всех вздрогнуть. Все обернулись и от неожиданности замерли в напряжении.

Из ночного сумрака выплывала тень.

Через мгновение в свете костра появилась Марылька, а за ней и Прохор.

— Фу, напугали только!

— Так и заикой можно стать, — переводя дух, все облегчённо вздыхали.

— А мы уж думали, что вас сегодня не буде, — сказал Игнат, ещё крепче обняв свою подружку. — И даже Любаша вас не нашла.

— Да я только к Марыльке и забегала, — уточнила Любаша.

— Да так, дела кое-какие были, — ответил Прохор и с задорным блеском глаз, улыбнулся Марыльке.

А Марылька, взволнованная разговорами о ведьмах, пребывала в странном безмолвии и как-то уж слишком хмурилась. Со стороны можно было даже подумать, будто это её саму уличили в чём-то неблаговидном. Что сейчас было в мыслях Марыльки — никто не мог сказать, а вот понять её теперешнее состояние, конечно, можно. Кому, как не ей пришлось сполна познать трагические последствия ведьмовского колдовства.

— Хорёк, — грубо обратился Василь к самому невзрачному хлопцу, — ну-ка брысь с места! И ты, Лёшка, тоже! Дайте людям сесть!

— Да нехай сидят! — попробовал было вступиться за пареньков Прохор.

— Пущай уже постоят, и так целый вечер портки тут протирали. Хорьку вон расти да расти надобно, а то если будет много сидеть, тогда так и останется: коню — по стремя, козе — по вымя! Гы-гы-гы, — довольно заржал Василь, безмерно обрадованный наконец-то и ему удавшейся остроте, хотя немного и туповатой.

Все тоже смеялись, и один только насупившийся Хорёк почему-то не разделял общего веселья. Да и веселье-то это было каким-то неестественным, ибо смеялись все не столько из-за Василёвой шутки, сколько душа уже просила разрядки. Тяжеловато человеку долгое время быть в напряжении от рассказываемых страшилок. Оно-то хоть и больно интересно, но всё же…

И начался у костра разрастаться оживлённый гомон. Уже и девки начали повизгивать от жадной шалости рук хлопцев. И за этим расслаблением молодёжь забыла о возгласе Марыльки. На время была оставлена и тема Купалья.

Дед Лявон, видя, что его миссия, кажись, уже выполнена, с некоторой неохотой встал и, немного по-стариковски покряхтев, собирался было уже попрощаться с молодёжью.

— Дед, а куда это ты собрался? — первый спохватился Василь.

— Час уже поздний, пора и на боковую. Да и Гарпина там небось уже беспокоится: потянулся старый за молодыми да и пропал.

— А что, дед, давай подберём тебе русалку, гы-гы-гы, Вон их сколько у нас! — опять заржал Василь и задорно кивнул головой в сторону девок.

— Ето вам, молодым, такие русалки надобны, а по мне, старому, уже настоящие русалки скучают, на том свете небось ждут не дождутся, — как всегда, бодро о грустном ответил старик.

— О, дедуля, а чем русалки на Купалье занимаются? — услышав разговор о русалках, опять вернулась к теме Купалья одна из девчат. — Или это сказки всё про русалок?

Лявон потоптался чуть в нерешительности и как-то очень уж серьёзно ответил:

— Да и это не сказки. Где, как не на нашем Полесье, русалкам-то водиться? Вона сколько вокруг воды да болот. Люди тут бывает топятся, а потом в гости на этот свет приходят в образе русалок. Вот оно как.

— Так что, русалки когда-то людьми были? — спросила совсем молоденькая девушка.

— А ты что, не знала? — удивился Игнат «непросвещённости» молоденькой односельчанки.

— Не…

— Дед Лявон, — обратился к старику Василь, — расскажи-ка этой темноте о русалках, да и мы заодно послухаем.

— Ну, так и быть: еще трошки задержусь, — согласился старик, и по его виду было видно, что ему одному и уходить-то не хотелось.

— И еще, дед… ежели надумаешь сейчас идти, то я тебя проведу хотя бы до первых хат. Всё тебе веселее будет.

Вот этого-то и не ожидал старик от задиристого Василя. Он на некоторое время аж растерялся, не зная, что и сказать. Выходит, он плохо знал выросшего на его глазах хлопца. «Что ж, не серчай на деда, что часом недобро чаял о тебе, — с необыкновенной благодарностью подумал Лявон, а вслух сказал лишь:

— Канешне, вдвоем-то веселей… Вон ночка теменью как налилась. И туман…