Во второй половине февраля Колчак, наконец, получает возможность тронуться в путь к месту своего назначения, однако по дороге, в Сингапуре, генерал Д.Ридаут (английский главноначальствующий на полуострове Малакка) передал ему новые рекомендации, поступившие из Лондона: «Ваше тайное присутствие более желательно в Маньчжурии». Рекомендации звучали странно, и Александр Васильевич, должно быть, недвусмысленно дал англичанину понять, как он к ним относится, поскольку тому пришлось сообщить в свое военное министерство, «что если следует рассматривать известия о Маньчжурии как приказ, то Колчак подчинится, однако назначение в Месопотамию для него гораздо предпочтительнее». Ответ звучал уже более категорично (и это дало адмиралу основание впоследствии сказать: «Из Сингапура… я был возвращен по распоряжению английского правительства»), и 13 марта Ридаут доложил, что «Колчак вернется на север при первой же возможности», которой, однако, пришлось ждать еще около двух недель.

В очередном черновике, помеченном 16 марта, Александр Васильевич пишет о своей новой миссии в сдержанном и корректном тоне: «Английское правительство после последних событий, выразившихся в полном разгроме России Германией, нашло, что меня необходимо использовать в Сибири в видах Союзников и России предпочтительно перед Месопотамией, где обстановка изменилась, по-видимому, в довольно безнадежном направлении. И вот я со своими офицерами оставил “Dunera” [56], перебрался в “Hфtel de l’Europe” и жду первого парохода, чтобы ехать обратно в Shanghai и оттуда в Пекин, где я имею получить инструкции и информации от союзных посольств». Но вряд ли его реакция на поведение англичан в действительности была столь же спокойно-равнодушной – не случайно в этом черновике мы почувствуем и прорвавшуюся боль: «какие нервы надо иметь, чтобы переживать это время, это восьмимесячное передвижение по всему земному шару», «только бы кончилось это ужасное скитание, ожидание, ожидание»… Думается, больше всего угнетать Колчака должно было именно отсутствие цели, зыбкость и призрачность путей борьбы, которые, поманив, исчезали бесследно. Казалось, что с английской помощью и цель, и пути обретали, наконец, очертания – но и это оказалось миражем, и с разочарованием в английской помощи русский адмирал перестает числить себя на английской службе.

Английское правительство «по представлению нашего посла в Пекине князя Кудашева освободило меня от службы, так как мое присутствие стало необходимым на нашем Дальнем Востоке», – напишет вскоре Александр Васильевич, но справедливым было бы, кажется, уточнить, что служба эта закончилась, фактически так и не начавшись: не известно никаких контрактов, которые заключал бы Колчак, данных им подписок или обязательств и проч.; более того, как будто принимая нового добровольца и сразу же отправляя его в столь дальнюю командировку, британское командование не позаботилось об элементарном назначении Александру Васильевичу какого бы то ни было жалованья, и все переезды ему приходилось совершать за свой счет. Таким образом, англичане и сами вряд ли считали Колчака «кондотьером», состоявшим на их службе, или хотя бы своим агентом. Теперь же дороги окончательно разошлись, и путь Колчака лежал в Пекин, на переговоры с Кудашевым.

Александр Васильевич не случайно упомянул о «представлении нашего посла». За то время, пока он перемещался из Шанхая в Сингапур и обратно, в Харбине и Пекине строили самые серьезные планы. Еще 1 марта американский консул сообщал из Харбина, что «организация по оказанию помощи Семенову», среди членов которой он называл Хорвата и Кудашева, планирует «для восстановления порядка на Дальнем Востоке и популярного правительства в Сибири» сформировать «армию во главе с адм[иралом] Колчаком». 29 марта как о чем-то решенном говорилось о намерении Хорвата, в случае получения союзной поддержки, создать «совещательный кабинет» со включением в его состав Александра Васильевича. Тогда же, в двадцатых числах марта, хорватовский официоз «Вестник Маньчжурии», опережая события, объявил о «прибытии в Харбин из Шанхая адм[ирала] Колчака». Начиналась даже «междоусобная борьба» вокруг громкого имени адмирала: группа социалистов, называвшая себя «Временным Правительством Автономной Сибири» и выводившая свои полномочия от так и не собравшейся «Сибирской Областной Думы» (род краевого «предпарламента», созыв которого предполагался в декабре 1917 года, но был воспрещен большевиками), 3 апреля собиралась предложить Колчаку пост управляющего морским министерством.

«Кудашев, ознакомив меня с положением на Дальнем Востоке, – рассказывает Александр Васильевич, – говорил, что мне следовало бы принять на себя командование военными силами, которые формируются в полосе отчуждения Восточно-Китайской дороги и, кроме того, принять на себя распределение сумм, поступающих от союзников; он обратил внимание на то, что придется противодействовать стремлению Китая захватить в свои руки Восточно-Китайскую дорогу, и, наконец, заявил, что мое положение определится с приездом в Пекин Хорвата… Хорват предложил мне войти в Правление Восточно-Китайской ж[елезной] д[ороги] в качестве члена его, ведающего военными силами в полосе отчуждения этой дороги». И, судя по всему, сотрудничество Колчака с Кудашевым и Хорватом началось еще до официального оформления положения и должности адмирала.

Так, 8 апреля, после того, как Совнарком в паническом ожидании высадки войск Антанты во Владивостоке потребовал от своих дальневосточных представителей немедленной эвакуации тамошних запасов, пекинское посольство обратилось к русскому послу в Токио с настояниями «просить японцев принять все меры для воспрепятствования вывозу боевых материалов и их охраны» с комментарием (предположительно Кудашева): «Об этом меня просят Хорват и Колчак» (это, кстати, серьезный удар по версии об «японофобии» адмирала). А 30 апреля американский посланник в Пекине сообщал государственному секретарю США Р.Лансингу:

«Русский посланник, Хорват и Колчак сегодня официально уведомили меня о создании Комитета директоров КВЖД… Посланник сказал, что в охранные войска КВЖД намечено набрать 17 тыс[яч] чел[овек]. Семенов будет находиться в подчинении Колчака, которому поручено руководство военными вопросами…

… Я спросил, будет ли Комитет сотрудничать с ответственным правительством, если таковое возникнет в России. Колчак многозначительно заметил, что организационное сотрудничество с большевиками невозможно, так как принципы их политики несовместимы с законом и порядком».

Александр Васильевич как будто отвечал не на тот вопрос, который был ему задан, – однако на поверку именно этим ответом разоблачался подтекст американских вопросов и американских колебаний. В самом деле, Лансинг передал в Пекин инструкции, содержавшие вполне определенную формулировку «относительно соперничающих группировок в России»: «Хотя союзные правительства не признали Советов, они заинтересованы в поощрении их противодействия Центральным державам». 8 мая 1918 года лидеры Антанты все еще не теряли надежды, что большевики возобновят войну против своих германских союзников…

Международные отношения и международная конъюнктура неизбежно должны были выйти на первый план при развитии любых военно-политических предприятий, связанных с КВЖД, просто в силу самого положения дороги; однако пока предстояло для начала понять, какие силы уже имелись в полосе отчуждения и каковы были перспективы дальнейших формирований. Отряд Семенова, как мы знаем, к этому времени представлял собою реальную боевую силу, сражался в приграничном районе, и несмотря на слухи о том, что подчиненные есаула творят произвол и не брезгуют грабежами проходивших поездов, к нему стремились все те, кто не желал никаких отсрочек, длительных периодов подготовки к борьбе и проч. В каком-то смысле альтернативой Особому Маньчжурскому Отряду была другая воинская часть, инициаторы формирования которой делали ставку на офицеров Заамурского округа Пограничной стражи, возвращавшихся к месту прежней службы с фронта Великой войны.