С неслыханным цинизмом Геббельс подтвердил, что никакие протесты мирового сообщества их не остановят. Германия не должна входить в Чехословакию, потому что чехи и немцы принадлежат к разным расам? У Геббельса подобный довод вызвал смех. «Призывы к защите чешского народа от пресловутого германского гнета звучат просто смехотворно, так как их провозглашают политики, согнавшие все народы и расы мира в свою Британскую империю и пользовавшиеся методами, которые отнюдь не отличались гуманностью. Наоборот, они прибегали к насилию. Кроме того, зря англичане апеллируют к нашим же национал-социалистическим принципам. Кстати, мы и не подозревали, что вирус национал-социализма настолько глубоко поразил головы в Лондоне, поэтому то, что они прибегают к нашим доводам, оправдывает действия Германии».

Там, где дело касалось чистой полемики, Геббельс постоянно выигрывал. На его бесстыдную ложь трудно было что-либо возразить. И все же он допустил серьезный промах: он уверовал, что такое положение будет сохраняться и дальше, что любое недовольство и протест против действий Германии можно будет заглушить обычными средствами пропаганды. Он надеялся, что в будущем Гитлер будет одерживать победы, прибегая только к печатному слову.

Его надежда на то, что сражаться не придется, была вполне искренней, хотя Гитлер уже решил начать войну. В этом и заключалась ошибка Геббельса: он пал жертвой курьезной формы самогипноза. Убеждая в собственной правоте себя, он впадал в самообман и в конце концов уверовал в то, что в состоянии убедить и других. «Новая война потрясет европейскую культуру до основания», – возвещал он.

После того как нацисты вступили в Прагу, англо-германские отношения заметно ухудшились. 31 марта Франция и Англия гарантировали независимость Польши и обязались предоставить ей помощь в случае нападения Германии. Позднее Чемберлен дал такие же обещания Румынии и Греции. Конечно, он не был в восторге от того, что его вынуждали брать на себя подобные обязательства, но с общественным мнением в своей стране ему приходилось считаться. Несомненно, Геббельс производил желаемое впечатление на британское и французское правительства, но не на их народы. В этом контексте всплеск активности британской внешней политики означал в конечном счете поражение методов Геббельса.

Сразу после заключения франко-британского договора с Польшей Геббельс написал очередную провокационную статью, озаглавленную «Кто хочет войны?». По его словам, Германия искренне пыталась ее избежать. «Если в черный час истории разразится новая европейская война, во всем мире должен раздаться крик: «Евреев к ответу!» Статья появилась в прессе через два месяца после того, как Гитлер принял решение начать войну в том же году! Но Геббельс, видимо, все еще надеялся, что до войны не дойдет.

Конечно, Геббельс допускал, что кое-какие изменения в Европе и мире необходимы, потому что «немецкий народ принадлежит к так называемым неимущим нациям. У англичан есть империя совершенно несоразмерных масштабов… А наша собственная территория слишком мала, чтобы прокормить наш народ». Позже, в конце апреля, он повторяет: «Всем нам известно, что существуют нации, которые купаются в роскоши и не знают, что делать с излишками сырья и золотым запасом. Но есть и другие, которые с трудом могут удовлетворить свои самые насущные потребности».

Он никогда не уставал твердить об этом. Запись от 20 мая: «Германия и Италия – два самых пролетарских народа в Европе. Целые страны и континенты находятся под игом богатых наций, которые скопили бесчисленные богатства путем бесцеремонного и подлого грабежа». Приведем еще выдержку из статьи «Классовая борьба наций»: «Есть такие, что не в силах потребить все, что они произвели, в то время как нуждающиеся сидят на голодном пайке… Вот причина кризиса и напряженности, которые так тревожат Европу…» По официальной версии, он вел борьбу с враждебным Германии зарубежьем, но по сути – сдерживал воинственные настроения и в собственной стране. Он все поставил на оружие пропаганды в надежде так запугать другие народы, чтобы война стала немыслимой.

Рузвельт был убежден, что надвигается война. Еще 14 апреля он обратился к диктаторам с призывом: «Я уверен, вы осознаете, что сотни миллионов человеческих существ во всем мире ныне пребывают в постоянном страхе новой войны, а может быть, и ряда войн». Тогда же президент предложил Гитлеру и Муссолини ввести десятилетний мораторий на военные действия для всех суверенных государств Европы и Ближнего Востока.

Фактически, Гитлер дал ответ Рузвельту в своей речи перед рейхстагом. Он объявил, что Германия более не считает себя связанной ни военно-морским соглашением с Англией от 1935 года, ни польско-германским пактом о ненападении, подписанным в 1934 году. После его воинственной речи Геббельс осознал, что войны избежать не удастся. Создавалось даже впечатление, что он сам теперь прилагает все усилия, чтобы она действительно стала неизбежной. Когда 6 мая польский министр иностранных дел полковник Юзеф Бек в примирительной речи в последний раз попытался призвать к мирному решению польско-германского вопроса, Геббельс не разрешил газетам напечатать ни единого слова. Только через сутки немецкое радио лаконично сообщило о выступлении Бека без ссылок на его содержание. Вместо этого слушателям поведали о том, что в Польше поднялась волна преступлений против граждан Германии.

В последующие дни пропагандистский трюк повторялся снова и снова, и накал страстей достиг высшей точки в статье Геббельса «Вместо указательных знаков – штыки».

В ней Геббельс живописал разразившиеся в Польше погромы немецких семей. Погромы, естественно, были мнимыми.

В разговоре с Фрицше Геббельс раскрыл, что он в действительности думает о развязанной им новой антипольской кампании: «Вся эта болтовня о войне – совершенный вздор. Конечно, наш удар направлен против Польши, но это не будет войной против Запада. У Англии сдадут нервы, и получится новый Мюнхен».

В Англии и особенно во Франции находилось немало людей, которым новый Мюнхен казался вполне приемлемым и которые не хотели воевать за Польшу. Геббельс называл их голоса «голосами благоразумия». Когда бывший французский министр авиации Марсель Деа опубликовал статью под названием «Умереть за Данциг?», Геббельс создал ему шумную рекламу в прессе.

Поскольку «голосов благоразумия» было недостаточно, Геббельс вспомнил об «угрозе окружения». Призрак окружения бродил среди политиков Германии еще со времен Эдуарда VII[62]. Он стал пугалом на страницах немецкой печати в месяцы, предшествовавшие началу Первой мировой войны. Геббельс воскресил почивший в бозе термин и придал ему несколько иной, обновленный смысл. Он собирался убедить своих соотечественников и весь остальной мир в том, что вокруг Германии смыкается кольцо враждебных стран и она вынуждена вступить в бой, разумеется, чтобы защитить себя. 20 мая он написал статью «В осаде», за ней 27 мая последовало продолжение «Еще раз про осаду». А 1 июля он подробно растолковал значение «ужасного слова «окружение».