И эти заросшие лесами холмы… На острове очень остро стояла проблема исчезновения лесов. Об этом я тоже читал. Но отсюда это казалось маловероятным, а с моря — и совсем невероятным.

На минуту у меня появилась паническая мысль, что это какой-то фокус волков, какая-то хитрость вроде той, что они придумали, когда увезли Клэр. Может быть, они даже стоят здесь на якоре, будучи невидимы? Но ведь тогда Ле Стриж, конечно же, узнал бы об этом.

Истинное объяснение подкрадывалось ко мне постепенно, как надвигающийся холод. И несло с собой именно ощущение холода.

Тени. Я видел тени. Тени в ярком свете дня. Тени города восемнадцатого или девятнадцатого века, а возможно, и смешения обоих веков. Те же тени, что лежали за Кэнел-стрит в Новом Орлеане или за Дунайской улицей дома. Однако здесь тени были не просто образами в темноте, но гораздо более мощными, чем дневной свет. Должно быть, весь остров был наводнен ими, они не робко проглядывали по краю ночи, но находились прямо здесь, готовые в любой миг проявиться. Даже в разгар дня они были достаточно сильны, чтобы поглотить то, что заняло их место, — по крайней мере тех, кто уже двигался в тенях. И даже теми, кто в них не был, их присутствие наверняка ощущалось — осязаемое, едва ли не подавляющее, вечно следующее по пятам привидение, стоящее за каждым сделанным шагом. Яркий современный мир казался здесь всего лишь проблеском света на темных водах. И глядя под нужным углом, всегда можно было увидеть бездонную глубину внизу.

Меня пробрала дрожь. Сейчас полдень, но когда-то наступит ночь… Если тени так сильны даже при свете, какую же всепоглощающую власть принесет им тьма? И я обрадовался, что не сошел на берег.

Возвратившиеся на «Непокорную» члены команды сообщили, что над районом порта нависло заклятие страха. Мало кто охотно отвечал на их расспросы, но оказалось, что «Сарацин» действительно приходил за несколько часов до рассвета. Он прибыл перед штормом, от которого, казалось, раскалывались небеса, но только затем, чтобы снова сняться с якоря еще до того, как взошло солнце. И люди шептались, что встречать его по улицам шли странные фигуры, а те, кто попадался им на пути, так и не вернулись домой.

— Половина народу все еще прячется в своих хибарах и трясется от страха, — мрачно сказал Джип, благодарно потягивая холодное шерри из бокала, поднесенного ему стюардом Пирса. — А другие побежали к своим бунганам, чтобы те принялись за заклинания. Но бунганы и сами трясутся точно так же — барабаны слышны даже здесь!

— Да и пение тоже, — добавила Молл так же мрачно. — И прошел слух, что кое-кто из языческих жрецов — те, что тайные бокоры и, похоже, служат и нашим и вашим, то есть и светлым и темным силам, — так вот, говорят, что они ходили встречать черный корабль. И что вся утварь исчезла из их храмов, будто они упаковали ее для какого-то великого праздника в другом месте…

Вслед за этим Молл подскочила; впрочем, и не она одна. Хрустальный кубок разлетелся на куски прямо в руке Пирса. Дверь каюты с грохотом распахнулась, и оттуда во всем своем убожестве вылетел Ле Стриж, таща за запястье свою девушку.

— Туман! — прорычал старик. — Пар! Решили, что могут напустить мне это в глаза, да? Нет, ничего у них не выйдет!

— Что? — заревел Пирс, слизывая шерри с пальцев. — Ты нашел их, сударь мой? И куда они направляются?

— Зюйд-вест — они идут вдоль берега, и вам надо сделать то же! Следуйте за ними, пока возможно! Пелена становится все гуще по мере того, как они приближаются к источнику! Мне пришлось прибегнуть к отчаянным мерам, — измученно, задыхаясь, произнес Ле Стриж и опустился на шелковые подушки Пирса. — Или будете стоять и спорить, пока они станут обгладывать косточки бесценной Клэр?

Пирс и Джип поднялись и проследовали мимо спутницы Стрижа, не удостоив ее даже взглядом. Зато я с содроганием увидел, что, хотя ее лицо оставалось тупым и равнодушным, из-под века ее левого глаза тонкой струйкой, словно слезы, стекала кровь. Наверху медный колокол созывал команду, и пол каюты задрожал, когда мужчины стали выскакивать внизу из своих гамаков. Ле Стриж обмяк, как сломанная кукла.

— Приближаются к источнику? — переспросил я. — К какому источнику?

— Глупый мальчишка, как я могу это знать? Но если Стриж не полный дурак, а он-то не дурак, это уже точно, они направляются к какому-то тайному убежищу отшельника. А теперь оставь меня, я совершенно выдохся! И если хочешь знать больше, посмотри сам своими тупыми бараньими глазами!

Так я и сделал, пристально разглядывая море и землю в те несколько коротких минут, которые отвела Молл для перерыва в наших свирепых занятиях. Казалось, она была, как никогда, полна решимости вбить в меня свою науку, и я все чаще и чаще оказывался лицом к лицу с острием ее безжалостного меча. Конечно, вполне возможно, что мне вскоре предстояло встретиться с мечом в настоящем бою, но я подозревал, что Молл проделывала все это, чтобы чем-то занять меня и не дать слишком беспокоиться. Я поймал себя на том, что легкомысленно думаю о том, каким превосходным партнером по игре в сквош могла быть Молл, кружившая вокруг меня, нападая, обороняясь и рубя со стремительной грацией, в то время как я тяжело ковылял за ней через палубу. Был уже вечер, и мои ноги были словно налиты свинцом, причем готовым расплавиться.

По лесистому берегу пробежала быстрая рябь. Вокруг нас, как долгий медленный вздох, заиграл ветерок с земли — не прохладный, а жаркий, томный, наполненный странными ароматами мускуса, специй, дыма и зловещим гомоном птиц. Я отвлекся — и Молл сделала выпад. Отчаянным усилием мне удалось парировать удар, сделать захват и повернуть оба меча. Я хотел повернуть меч Молл на нее же, как она учила. Но каким-то образом мечи продолжали вращаться в вертикальном положении. И как раз мой меч оказался отведенным назад. Мы столкнулись лоб в лоб. По нашим лицам струился пот. Вернее, это был мой пот, ибо Молл даже не разогрелась как следует.

А потом каким-то образом ее клинок лениво перевернулся, и сталь злобно зашипела, соскользнув прямо по моему клинку. Что-то лизнуло мою шею с холодной кошачьей нежностью. И оставило легчайшее ледяное прикосновение, напоминающее щекотку. А потом горячая кипящая влага принесла более резкую боль — прямо над яремной веной.

Я взвизгнул и отшатнулся, как лошадь, укушенная оводом. Разумеется, она проделала все движения с точностью скальпеля хирурга, черт бы ее побрал. Корабль мягко поднялся под порывом знойного ветра Наши мечи со звоном полетели на палубу, и я, потеряв равновесие, полетел на Молл. Мы ухватились друг за друга, чтобы не упасть…

Один укол за другим. Я вдруг остро ощутил ее обнаженные руки, переплетенные с моими, прикосновение гладкой загорелой кожи, прохладный шелковистый поток ее волос на моей шее. Молл попыталась отстраниться, но не смогла, и ее бедра только крепче прижались к моим. Острота моей собственной реакции меня поразила; я резко притянул ее к себе и поцеловал. И — чудо из чудес! — она ответила на мой поцелуй. Ее бедра скользнули по моим. Ее губы крепко прижимались к моим губам. На одно прекрасное мгновение ее зубы раздвинулись, и я ощутил солоноватое тепло ее рта, жаркий изгиб языка.