Ханне и Манфред садятся рядом с Хеленой, а я сажусь напротив. Кошусь на Ханне. Она выглядит как обычно. Собранная, с блокнотом в руках и непроницаемым выражением лица. Ни следа от нашей вчерашней близости. С таким же успехом она могла быть одной из пассажирок автобуса, не потрудившейся запомнить мое лицо.

Жанет тоже иногда так себя вела – игнорировала меня, вела себя так, словно я пустое место. Обычно из стремления наказать меня за что-то. Например, за то, что я забыл про ее день рождения, или за то, что я отказывался пойти осматривать квартиры. Но Ханне не Жанет. Нет двух других людей, столь не похожих друг на друга, как они. Бесполезно их даже сравнивать. И тем более нельзя мерить Ханне меркой Жанет. Во всяком случае, угадать ее мысли это не поможет.

Я поворачиваюсь к Хелене Берг, полицейской, которая пришла сообщить нам о своей встрече с Эммой Буман.

– Спасибо, что вы пришли, – говорю я. Хелена пожимает плечами и криво улыбается.

– Спасибо. Я жалею, что не сложила два и два раньше. Но, как вы знаете, мы каждый день встречаем столько странных людей…

Я киваю. Всем за столом хорошо известно, что такое оперативная полицейская работа. Все мы там были. Кроме Ханне.

– Расскажите нам все подробно, – прошу я. Ханне и Манфред тоже принимают участие, и я пока ничего не говорил им о состоявшемся допросе.

– О’кей, – кивает Хелена и продолжает: – Около двух недель назад нам позвонили из ломбарда в районе Эстермальм в Стокгольме. Им оставили в залог дорогое бриллиантовое кольцо. Обручальное. И когда они сверили описание со списком украденных драгоценностей, обнаружили, что оно похоже на кольцо, похищенное из ювелирного магазина на улице Линнегатан парой недель раньше. Кольцо заложила Эмма Буман. Она живет на улице Вэртавэген, рядом с площадью Карлаплан, где находится ювелирный магазин. Мы с коллегой допросили ее и показали запись с камеры слежения из магазина, на которой явно видно девушку в момент кражи.

– И что она сказала? – интересуюсь я.

– Она призналась, что была в магазине, но не одна. По ее словам, она была там со своим парнем Йеспером Орре. Они смотрели обручальные кольца. Эмма сказала, что они ничего не купили, но позднее Орре вручил ей это кольцо.

– У нее были доказательства?

Хелена пожала плечами.

– Нет. Но она показала на тень на видеозаписи и сказала, что это Орре, но мы не смогли это подтвердить. Запись довольно плохого качества, трудно сказать, что за человек на ней. В любом случае мы позвонили Йесперу Орре, и тот ответил, что никогда не слышал такого имени и не дарил никакой Эмме кольцо. Он добавил, что сумасшедшие постоянно обвиняют его во всех грехах и что очень сложно быть публичной фигурой. Вот и все. Мы были очень заняты в тот период и отложили дело в долгий ящик. И только увидев портрет убитой девушки по телевизору и услышав об исчезновении Орре, я сложила два и два и связалась с вами. Я уже переслала протокол допроса и видеозапись, если вы захотите с ними ознакомиться.

Я достаю портрет жертвы и кладу на стол.

– Так вы уже видели этот портрет?

– Конечно, – отвечает она, хмурясь. – Он повсюду. Правда, что ей отрезали голову?

Я киваю в ответ.

– Какой ужас. Сколько психов вокруг. Да, я видела этот рисунок и не нахожу особого сходства. Плюс у Эммы были длинные волосы. Но она могла постричься.

После ухода Хелены Берг мы остаемся за столом. Санчес взбудоражена, как всегда бывает, когда намечается прорыв в расследовании. Она барабанит пальцами по столу.

– Так что вы обо всем этом думаете? Манфред прокашливается и снимает очки.

– Из всего услышанного можно сделать логический вывод, что у Йеспера Орре была тайная связь с Эммой Буман, о которой он не желал распространяться. Возможно, она пришла к нему домой, чтобы поговорить, спровоцировала его на убийство, после чего Орре бежал.

Ханне нагибается вперед.

– Но что тогда тот другой парень?

– Какой парень?

Ханне внезапно заливается краской. Вид у нее потерянный.

– Тот, которого убили десять лет назад… Я забыла имя. Как его звали? Того китайца?

– Китайца? – удивляется Санчес.

– Да, то есть… тот… второй… без головы.

– Кальдерон? – подсказывает Санчес.

Ханне выдыхает, но на лице у нее по-прежнему страх. Одной рукой она теребит волосы и часто моргает. Кажется, что она в любой момент разрыдается.

– Точно. Кальдерон.

– Он был не из Китая, а из Чили.

– Простите, я оговорилась. Но зачем Орре убивать его и отрезать ему голову?

– Мы не знаем, – отвечает Манфред. – Пока не знаем. Но наверняка если покопаться в прошлом Орре, то что-нибудь всплывет.

Я поворачиваюсь к Санчес, решив, что надо воспользоваться моментом и направить эту энергию радостного щенка в нужное русло. Я хорошо помню, что в молодости меня тоже переполнял энтузиазм, но сейчас от него не осталось и следа.

– Родители Эммы Буман мертвы. В розыск ее объявила тетя. Можешь связаться с ней и расспросить об отношениях племянницы с Орре? И опроси ее коллег в магазине. Мы не знаем, были ли они близки с тетей, так что лучше проверить все источники.

Санчес кивает и выходит из комнаты. Манфред следует за ней.

Мы с Ханне остаемся одни в переговорной.

– Пройдемся? – спрашиваю я.

Мы идем под снегом через площадь Кунгсхольмсторг в направлении Норр Мэларстранд.

Тонкая куртка не спасает от ветра, ноги промокли, напомнив мне о том, что я так и не купил себе зимнюю обувь. Ханне молча идет рядом со мной в своей бесформенной куртке и массивных сапогах. У Норр Мэларстранд мы сворачиваем к ратуше. Снег засыпает залив Риддарфьерден, окрашивая воду в серый цвет. Сквозь снежную пелену контуры домов в районе Сёдер расплывчатые и нечеткие.

– Ты в порядке? – спрашиваю я.

Ханне поворачивается и смотрит на меня.

– А почему я должна быть не в порядке?

Она держится несколько отстраненно, словно хочет сохранять дистанцию.

– Я думала о том, что случилось вчера.

Она останавливается, поворачивается спиной к ветру и натягивает на голову капюшон. Смотрит на меня с грустью в глазах. Снежинки падают ей на щеки и тают. Я хочу протянуть руку и смахнуть эту влагу, но знаю, что нельзя. У меня нет такого права. Ханне не давала мне такого права.

– То, что произошло вчера, – повторяет она, – это было прекрасно. Мне все понравилось. Но я хочу быть честной с тобой, Петер. У нас никогда больше не будет отношений. По крайней мере серьезных. Мы можем проводить вместе время, если хочешь, но встречаться мы не будем. Понимаешь?

Почему-то от ее слов мне стало ужасно больно. Я и сам не понимаю почему. Разве я ждал чего-то другого? Что после ночи, проведенной вместе, мы снова начнем встречаться? Что все то, что я сделал десять лет назад, будет забыто и прощено?